Любовь длинною в жизнь
Шрифт:
— Ах, да. Я знал, что видел инструкцию к подобной реакции. Просто думал, что это не будет такой проблемой, поэтому толком не прочитал. В завещании говорится, чтобы получить вещи вашей матери, вы обязаны принять все, что оставляет вам ваш отец, сюда входят деньги и имущество.
— Это не имеет совершенно никакого смысла. Он упаковал все вещи моей матери и оставил их гнить на чердаке. Ему было плевать на то, хочу ли я оставить их себе. — Даже несмотря на то, что я абсолютно уверена в своих словах, понимаю, что это не правда. Отец знал, что вещи матери — это единственное, что будет интересовать меня после того, как он умрет. Прекрасно понимал, что это последний способ
Эзра хмурится, смотря на документ.
— Твой отец оставил особые указания, которые включают в себя необходимость сожжения чердака.
Злобный ублюдок. Я ощущаю, как кровь яростным потоком устремляется по телу, заставляя руки и ноги покалывать от раздражения.
— Отлично. Я все принимаю, тогда получу вещи матери? Все?
— Да, все. Так же твой отец оставил сумму в количестве десяти тысяч долларов на поминальную службу и оплату похорон. Он обратился с просьбой, чтобы его поминальная служба была проведена в Католической церкви Святого Реджиса Глендейла и Крэнфорта, а также там будет проведена всенощная месса (прим. пер.: всенощная месса — церковная служба, совершаемая над телом умершего, а также в годовщину его смерти или рождения).
— Он же не может сделать этого. Он же не может просто взять и потребовать всенощную мессу в его память! Или может?
— Священник, который в тот момент находился на месте в церкви Святого Реджиса, подписал разрешение, которое указал в завещании ваш отец. Если у тебя есть какие-то вопросы, то тебе нужно посетить церковь и обсудить с ним все. Я не очень хорошо разбираюсь в том, что можно и нельзя делать в католической церкви. В иудаизме мы соблюдаем период Шивы на протяжении семи дней по любимым, поэтому одна всенощная месса не кажется мне чем-то чрезмерным, если тебе интересно мое мнение (прим. пер.: период Шивы — это время, выделенное для горя. В этот период человек переходит от состояния самого сильного горя, к новому, в котором он уже психологически готов говорить о своей потере и принимать соболезнования от друзей и соседей).
— Католичкой была моя мать. Мой отец никогда не ходил в церковь, когда я была ребенком, мама всегда брала меня, а он сидел дома и напивался.
Было абсолютно ясно по тому, как дернулись плечи Эзры к его ушам, что от обсуждения этой темы — темы того, что мой отец полный мудак — ему было совершенно не комфортно. Но знаете что, пошел он на хрен. Потому как это также некомфортно и для меня. И если мне придется сидеть и терпеть все это дерьмо, чтобы притворяться, что мне есть дело до этого всего, и что я горюю, то тогда Эзре придется иметь дело с моей враждебностью.
— Вообще-то, твой отец стал постоянным членом католического сообщества здесь, в Порт-Рояле, Корали. Он был постоянным прихожанином, вот уже, так сколько... Примерно семь лет! Ого. Невероятно, как быстро летит время для тебя, когда ты не обращаешь на это внимание.
Я нахожу эту информацию шокирующей. Учитывая, что мой отец всегда срывался на матери, когда она брала меня с собой в церковь, я всегда думала, что он относится к людям, которые не придают значения вере. А оказывается, что он был постоянным прихожанином? Занятно.
— А есть что-то, что останавливает меня от того, чтобы провести кремацию и не проводить никакую церемонию? — спрашиваю я. Я бы больше предпочла сжечь старика и запихнуть его в дешевый пластиковый контейнер, чтобы могла забрать его прах с собой домой и высыпать в туалет, но Эзра сразу же качает головой.
— Я сожалею, но это совершенно не
Фактически, он говорит мне, если я хочу получить вещи своей матери, то мне следует смириться и вести себя прилично. Посетить службу по Малкольму в церкви, предоставить ему достойное погребение, а так же принять его деньги. Даже думать о том, чтобы сделать хоть что-то из этого, заставляет желчь подняться вверх по горлу, но я и так провела слишком много времени без какой-либо связи с моей матерью. И, вероятно, сделаю все, что угодно, чтобы только получить ее вещи обратно.
— Хорошо, так уж и быть. Что теперь? Мне нужно подписать что-то, или пойти и зарегистрировать? Я просто хочу разобраться с этим. Покончить, как можно скорее, если можно так выразиться.
— Да, да. Уверен, что тебе, вероятно, нужно возвращаться в свою жизнь. И ответ на твой вопрос: нет, тебе не нужно больше ничего делать. Естественно, кроме того, как организовать службу и вступить в права наследования над счетами, что завещал отец, все остальное сделаю я и соответствующие власти. Кстати, если тебе необходим доступ к деньгам своего отца, то тебе нужно поспешить, а то...
— Мне не нужно. Спасибо, Эзра. Я дам тебе знать касательно службы. — Я поднимаюсь на ноги, оправляю свою юбку-карандаш и пожимаю ладонь Эзры. Делаю то, что он и ожидает от меня.
— Я знаю, что твой отец был излишне строг к тебе, когда ты была ребенком, — говорит он мягко. — Но мне так хотелось, чтобы хоть раз после твоего исчезновения, ты приехала навестить его, Корали. Что-то произошло с ним. Он стал мягче, за неимением лучшего слова, когда он постарел. Отец-одиночка пытался вырастить маленькую девочку и сделать из нее достойную молодую женщину. Это не просто. Я уверен, что если бы ты провела с ним некоторое время, как взрослый че...
— Прощай, Эзра. Спасибо тебе за потраченное время. — Уверена, что если бы я провела свое время с отцом, когда уже стала взрослой, то убила бы его своими руками. Беру свою сумочку и документы, которые мне передает Эзра, и затем торопливо выхожу из его офиса, так быстро, как только это возможно в чрезмерно обтягивающей юбке. Я не привыкла носить туфли на высоком каблуке. Будучи художником, редко встречаюсь с заказчиками. Я стою перед полотном весь день в моей галерее, едва ли разговаривая хоть с кем-то. Я ношу джинсы и потертые футболки, и это в лучшем случае. Очень часто просто остаюсь в моей пижаме, поэтому все эти переодевания, все это притворство отвратительны для меня, как и близость дома, в котором я выросла.
Снаружи полуденное солнце стоит высоко над головой, опаляя своим жаром Порт-Роял, словно задаваясь отчетливой целью. Все пахнет озоном и жженой резиной. Тротуар ощущается немного липким под ногами, набойки на каблуках проваливаются в мягкий асфальт. Как только оказываюсь на сидении в арендованной машине, скидываю с себя идиотские туфли на каблуке и бросаю их на заднее сидение, но этого не достаточно, чтобы выместить мое расстройство. Я приподнимаю бедра и тянусь рукой назад, расстегивая молнию на юбке и стягивая ее по бедрам, отбрасывая прочь. Смятая юбка приземляется на заднее сидение, а я продолжаю сидеть, яростно выдыхая, в трусиках и свободной блузке, которую надела, чтобы встретиться с Эзрой, отчаянно борясь с желанием причинить боль кому-то или чему-то.