Любовь длинною в жизнь

Харт Калли

Глава 6

Корали

Формальная процедура.

Настоящее

Бен оставил мне три сообщения на телефоне с того времени, как я приехала в Порт-Роял. Продолжаю смотреть на мигающую кнопку в верхнем правом углу экрана телефона, чувствуя себя с каждой проходящей секундой все хуже и хуже. На протяжении последних пары лет, Бен постоянно поддерживал меня. Можно так сказать. Он воодушевлял меня, как только мог. Но Бен относится к серьезным парням, поэтому не знает, каким образом обсуждать эмоции или чувства. Я встретила его после того, как вылечилась

от пищевого расстройства, и мой лечащий врач сказал, что должен знать, насколько уязвимой я себя чувствую. Бен не был хорош в том, чтобы слушать, когда я запиналась, в попытках рассказать то, что случилось со мной в доме моего отца. Я не смогла рассказать ему всего, даже близко о том, что произошло, но в тоже время поведала ему достаточно. Он был неловким, злым и молчаливым касательно того, что я рассказала ему... а потом просто… ничего. Он притворился, будто я никогда ничего не говорила об этом. На тот момент, я была рада, если Бен притворяется, что вроде как ничего не произошло, значит, я тоже могу жить дальше, делая вид, что все в порядке.

Он даже не поднял вопрос, как это повлияет на мое психическое состояние, если я вновь вернусь домой, потому как это обычные вопросы, которые люди в отношениях спрашивают друг у друга. С того момента, как я пересекла границы Порт-Рояла, не могла думать о нем без ощущения тяжелого бремени в груди. Не чувствовала себя таким образом в ЛА. Прекрасно знала, что как только ощущения вновь настигнут меня, я опять не смогу нормально дышать, и с того самого момента копаюсь в своем разуме, в попытке найти ответ на вопрос: «как я себя чувствую». Было непросто понять, что совершенно ничего не чувствую, и это только сильнее сдавило мою грудь. Поэтому я не слушала сообщения Бена.

Уверена, что к настоящему моменту он начал уже немного волноваться. Я сказала ему, что поговорю с ним, как только заселюсь в отель, но вместо этого начисто опустошила весь мини бар и заснула в ванной, полной ледяной воды. Я проснулась, дрожа всем телом и почти синяя от переохлаждения в час ночи, и затем провела весь следующий час в попытке отогреться.

Я чертовски облажалась. Естественно, быть лузером никогда для меня не было в приоритете, хотя всегда было это известно, когда я была дома с Беном. Мне казалось, это ужасно антисоциально: чрезмерно напиваться, смотреть порно и заставлять себя блевать в ванной в случайное время в течение недели. Я вела себя хорошо на протяжении последней пары лет, даже не осознавая, насколько сильно я старалась.

Теперь, когда нахожусь сама по себе, мне кажется это не так и неразумно вести себя подобным образом. Мне кажется, что это мое постоянное состояние, и каждая часть меня хочет вернуться к этому.

Я присаживаюсь прямее, стараясь опустить материал юбки-карандаш на бедрах чуть ниже по ногам, чтобы сделать ее каким-то образом длиннее, в то время как жду Эзру Менделя. Если бы это зависело от меня, я бы лучше предпочла сначала встретиться с Джоном Бикердейлом, директором похоронного бюро, который занимался похоронами моего отца, но в этом не было особого смысла. До тех пор, пока я не побеседую с юристом отца, мне не известно, был ли у него составлен финансовый план на момент смерти. Поэтому глупо для меня выкидывать на ветер тысячи долларов за гроб и на гонорар распорядителю похорон, если у него имелись какие-то распоряжения на этот случай. Поэтому, вот она я. Покрывающаяся потом. Страдающая от похмелья. Чувствую себя так, словно солнце собирается сжечь землю, и у меня нет способа избежать своей участи.

Эзра наконец проходит в свой тесный офис, в котором я сижу уже на протяжении последних пятнадцати минут, с бумажным кофейным стаканчиком

в одной руке и копией «Нью-Йорк таймс» в другой. Время от времени Эзра навещал моего отца у него дома. Полагаю, если это вообще возможно — быть друзьями с моим отцом, значит им был Эзра, а также он приносил сдобные вкусности, которые пекла его жена. Мой отец выбрасывал их в тот же момент в мусорное ведро, как только мужчина покидал наш дом. Он сильно постарел с последнего раза, когда я его видела, хотя все также носил крошечные тишейды, и у него были все такие же жесткие кудрявые волосы, большая часть которых в данный момент были белыми, вместо того, чтобы быть со стальным налетом седины, какими я их помню (прим. пер.: тишейды — круглые очки в проволочной оправе).

— Корали. Так рад видеть тебя. Естественно, было бы намного лучше видеть тебя при менее печальных обстоятельствах.

Я отмахиваюсь от проявления его сантиментов.

— Все в порядке. Нам нужно сделать это. — Он, как и все остальные в Порт-Рояле, должно быть точно знает, что именно я думаю о моем отце. Что между нами не было ни крупицы любви. Он же не настолько глуп, чтобы думать хоть на долю секунды, что я горюю по этому старику. Эзра отвечает мне механическим кивком, немного кривя губы.

— Конечно, конечно. Ну, как бы то ни было, все равно приятно видеть тебя вновь. Ты стала привлекательной молодой женщиной.

Я ничего не отвечаю на его слова. Зато мне совершенно неприятно видеть его. В те времена, когда мой отец стегал меня ремнем по спине, рассекая им кожу до крови, в то время, когда я едва могла передвигаться и была покрыта ссадинами и синяками с ног до головы, Эзра смотрел на мои ушибы и раны и никогда не произносил ни слова, стараясь не замечать их.

— Я вижу, что ты унаследовала стоическое отношение от своего отца, Корали, — глубокомысленно произносит Эзра. — Я думаю, что еще никогда не встречал такого второго человека, который бы так искусно мог скрывать чувства. Он был немного закрытым, твой отец.

— Он ненавидел всех, — говорю я безэмоционально. — Просто никогда не хотел, чтобы это знали люди. Он определенно пытался скрыть свое презрение.

Эзра смотрит на меня тем самым взглядом, который подразумевает под собой, что он пытается выяснить, веду ли я себя грубо. Имею ли я в виду, что мой отец ненавидел его. Отец никогда не говорил ничего такого, но судя по его отвратительному отношению, каждый раз, когда приходил этот мужчина, я могу поклясться, что именно так все и было.

Эзра моргает и затем отводит взгляд в сторону.

— Хорошо. Ну что ж, мне кажется, у вас много каких еще мыслей в голове в данный момент, мисс Тейлор. Вам предстоит сделать огромное количество работы в честь поминок своего отца. Как насчет того, чтобы встреча прошла коротко и ясно.

— Это было бы идеально.

Открывая верхний шкафчик своего стола, Эзра достает небольшую стопку бумаг, собирая их вместе, прежде чем положить на потертый деревянный стол перед ним. Постукивая подушечкой пальца по верхнему документу, он прочищает горло и смотрит на меня, хмурясь.

— Первая вещь, которую вам следует знать, мисс Тейлор, что отец оставил приличную сумму на ваше имя. Более ста пятидесяти тысяч долларов. Полаю, что вы захотите продать дом, что он завещал на ваше имя, тогда у вас получится примерно пятьсот тысяч.

Я думаю о том, что позже, когда вернусь в отель и заберусь в ванную, как будет приятно ощутить онемение во всем теле от ледяных объятий воды.

— Мне нет дела до денег. Я не желаю их.

Эзра замолкает, обдумывая информацию. Он просматривает темный текст, напечатанный на одном из его документов, и, судя по всему, ищет что-то.