Любовь до полуночи
Шрифт:
Сбор вещей Одри и выезд из ее гостиничного номера, пока большинство людей еще спали, заняли около пятнадцати минут, а затем они вернулись в лимузин и отправились в «Стэнли» в самой южной точке острова Гонконг. Через полчаса они уже сидели на балконе почти двухсотлетнего колониального отеля с видом на Южно-Китайское море, кажущееся бесконечным, и с единственным утренним официантом, который испытал глубокое облегчение, узнав, что они зашли, только чтобы выпить кофе.
Дорогой кофе с одной из самых эксклюзивных плантаций на планете.
Одри улыбнулась ему, но каждый из них все сильнее ощущал внутреннюю пустоту. Как будто она уже была в самолете, уносящем ее прочь от него.
– Гоголь-моголь, Оливер? В восемь утра?
– Гоголь-моголь с кофе. И это Рождество.
– Могу я спросить тебя кое-что? – сказала она, целую вечность перемешивая свой напиток.
Он поднял глаза:
– Тебе тоже тяжело?
Ее ясные, открытые глаза говорили будь честен, и поэтому он не лгал.
– Из-за того, что ты уезжаешь?
– Все это. Знать, что ты можешь это изменить. Или для тебя это в порядке вещей?
Он глубоко вздохнул. От его слов зависит, как пройдет оставшееся утро. Как они расстанутся. Как друзья или что-то меньшее. Сейчас небрежность могла по-настоящему причинить ей боль.
– Ты думаешь, что нечто подобное, как прошлая ночь, случается со мной все время?
– Может быть.
– Это не так.
– Что было по-другому?
Он изо всех сил пытался сохранить спокойное нейтральное выражение, насколько ему позволяло его напряженное тело.
– Напрашиваешься на комплименты?
Его трусость вызвала прилив краски к ее алебастровым щекам. Разумеется, нет. Она была Одри.
– Я не знаю, как уйти, Оливер. И я знаю, что впереди у нас ничего нет.
– Зависит от того, что ты хочешь видеть впереди.
– Прогресс, развитие. Улучшение. – Она вздохнула. – Нечто большее.
Внутри у него все оборвалось. Впереди открывалось слишком много возможностей причинить ей боль. Это была Одри. Сильная во многих вещах, но такая же хрупкая, как сусальное золото, которое они съели там в ресторане. Она заслуживала гораздо лучшего, чем мужчина, который был просто не способен связать себя обязательствами.
Он не собирался рисковать ее сердцем, делая неудачную ставку на то самое «нечто большее».
– Тогда нет. Впереди у нас ничего нет.
Ее огромные глаза внимательно его изучали.
– Тем не менее мы не можем вернуться назад.
– Мы все еще друзья. Я всегда буду видеть в тебе друга, Одри. А у меня их немного.
– Это потому, что ты никому не доверяешь.
– Я доверяю тебе. Потому что ты никогда не лгала мне. Я бы знал.
– Ты так думаешь? Может, я очень искусно это делаю. – Потому что она лгала в течение восьми лет, отрицая влечение, которое она испытывала к нему, а он этого не заметил. – Так что, мы увидимся в наступающем году? Какой план?
– Почему ты думаешь, что у меня есть план?
– Потому что ты это ты. И потому что у тебя в распоряжении было несколько часов, пока я спала, чтобы придумать что-нибудь.
Он равнодушно пожал плечами:
– Ты сказала, что обмен сообщениями сексуального характера тебе неинтересен.
Как она нашла в себе силы смеяться, в то время как он был так напряжен внутри?
– Неинтересен. – Она посмотрела ему в глаза. – Тогда я могу спать с другими мужчинами?
Кровь отлила от его лица так быстро, что у него закружилась голова.
– Я не знал, что у тебя целая очередь из них.
Она наклонилась вперед и оперлась локтями на стол:
– Просто я стараюсь понять свои границы. Ты будешь спать с другими? Потому что до Рождества очень далеко.
– Почувствовала вкус к своей вновь обретенной сексуальности?
Ее глаза стали безжизненными, чего он так боялся.
– Да, Оливер. Я хочу хорошенько поупражняться в этом со всеми подряд. Например, с официантом.
Он смотрел на нее.
– Сарказм тебе не идет. Чего, черт возьми, ты от меня хочешь, Одри?
– Я хочу, чтобы ты сказал это вслух.
– Сказал что?
– Что все закончилось. «Нечто большего» уже не существует. Мне нужно услышать это от тебя. Увидеть, как твои губы будут складывать эти слова.
Ему не хватало воздуха, чтобы говорить. Так что он просто смотрел.
– Потому что иначе я буду ждать тебя. Я буду хранить это удивительное воспоминание в сердце, и это не позволит мне заводить новые отношения, потому что я всегда буду втайне надеяться, что ты изменишь свое мнение. И позвонишь. Или приедешь. Или пришлешь мне авиабилеты. И я буду хотеть быть свободной для этого.
– Поэтому скажи мне сейчас, Оливер. Чтобы не осталось никаких сомнений. – Она сделала глубокий вдох, на какой только была способна ее грудь. – Стоит ли мне надеяться на встречи с тобой в этом году?
– Разве я предлагал тебе будущее?
Удар ниже диафрагмы не произвел бы подобного эффекта. Ее неспособность произнести ни слова не имела значения, потому что вопрос Оливера был риторическим.
Они оба знали ответ.
– Я не завожу отношений, Одри. Я специализируюсь на коротких, пылких связях. Как прошлой ночью. И я провожу много времени в офисе и постоянных поездках. Мой водитель видит меня чаще, чем большинство моих подружек.
– Но я женщина, по которой ты меряешь других. – Слова, которые были так романтичны вчера вечером, звучали сейчас нелепо.
– Да. И ты ею останешься.
– Но этого все равно недостаточно, чтобы пронзить свое сердце?
– Какое отношение к этому имеют наши сердца? Я уважаю тебя, и ты мне небезразлична. Слишком небезразлична, чтобы рисковать…
– Рисковать чем?
– Рисковать тобой. Рисковать тем, что я могу причинить тебе еще больше боли, чем я уже причинил.
– Почему ты не думал об этом, когда позволил нашим отношениям зайти так далеко? Неужели ты думаешь, это не больно?