Любовь Химеры 2
Шрифт:
А теперь, видать, ты в фаворитах у батюшки, — усмехнулся парень.
— Я была его женой. Но два года уже как расстались, третий идет.
— Ну, видать, плохо расстались. Любишь ты его еще. Или как-то по-другому привязана к нему. Как только станешь к нему равнодушна — она покинет тебя, уйдя к другой его фаворитке.
— Не уйду, говорит, пока с Люцием не поквитаюсь, не уйду. 25 тысяч лет этого ждала, говорит, и не уйду теперь. Процитировала я свой внутренний голос. И очнувшись,
— Ах, так это из-за тебя меня к нему еще так тянет?! Я вообще-то замужем, между прочим, и он женат. Так что впредь сиди там себе тихо и помалкивай! Коза рыжая!
У ведического бога аж челюсть отвисла от моего монолога. Девочка сбегала за корзинкой с едой, что стояла у песочницы, и принесла пакетик с пирожками, один подала мне, другой протянула Илюше.
— Спасибо!
— Пожалуйста. Я их сама делала, ну, мама тесто завела, а я делала: на лепешки катала, начинку клала, заворачивала.
— Очень вкусно, — вполне честно призналась я, жуя кисло-сладкий пирожок.
— Я — Вера, а это Петя и Паша, — показала она на мальчиков.
— А его как зовут? — показала пальчиком на мальчика, с удовольствием жующего пирожок
— Его зовут Илья.
— А тебя?
— Дора, — улыбнулась я девочке.
— Можно, я тебя обниму? — спросила я, внемля просьбе бабушки, живущей внутри меня.
Девчушка подошла и прильнула ко мне всем телом, повиснув на шее.
— Ты ж моя красота! На мамочку-то как похожа!
После обняла внуков и сына тоже. Отказать в просьбе матери было бы бесчеловечно. Да и невозможно, ибо я — это она, а она — это я. Сейчас.
— Рада за тебя, мое Чадушко, очень! Гордость моя ты и слава моя! С Радой не расстаетесь, как лебедушки, сердце мое радуете. По Евсею скучаю очень!
— У него все хорошо, мамочка, он в чертоге Лебедя сейчас на Алькорне. Все так же с Бриславой. Внука недавно тебе родили Тамира.
— Сердце мое радуется, слушая это, я спокойна, теперь буду, счастлива.
— Ну, хорош уже за папой бегать, а! Перерождайся, живи своей жизнью. Почто ребенка вот мучаешь? Она же маленькая совсем, ей с тобой не справиться. А путь у нее свой, не твой. Отец ей не пара.
— Я в тело ее вошла на третьем месяце в утробе. Я силы ей выживать давала, когда душу ее выжигали шайгены. Когда честь ее, девы славянской, ардонийцы ломали своим посвященьем. Я разум ее от безумья держала, сливая в одну все ее ипостаси. Я детям ее дам душевные силы быть лучше, мудрее, с ума не сойти.
— Ну, хоть к блуду не толкай, раз теперь они не вместе, некрасиво. Представь себя на месте Дживы или ее мужа.
— Они не любовники хоть мне и жаль. Но ее муж тоже ничего. Мне нравится.
— Мам!
— Я — это она, а она — это я. Запомни. И помогай ей, как мне, даже если я однажды покину ее. А еще у нас есть дочь, Лиза, берегите и защищайте ее с Евсеем, как единокровную, ибо она и моя дочь тоже.
— Хорошо, мамочка, как скажешь, — Коляда поцеловал руку матери и обнял еще раз.
— Все, довольна, засыпаю, — выдохнула счастливая Майя.
Я, Доротея, все это время была где-то на задворках сознания и наблюдала за диалогом матери и сына как бы со стороны. Наблюдала и офигевала просто. Оказывается, она мне многим помогала всю мою жизнь. Но если уйдет она, что же останется? Кто же я без нее? Об этом я тут же спросила своего кармического сына. Как только пришла в себя.
— Если она вошла в тебя еще в утробе, значит, она выбрала тебя своим воплощением и останется уже навсегда, — парень чуть смутился.
— Но я ее слышу отдельно от себя, словно есть еще другая я, которая не твоя мама. И папа твой говорил, что я уже была женой своего нынешнего мужа.
— Ты, главное, не воспринимай ее как себя полностью. Ты — это ты, у тебя своя жизнь, свои знания, привычки, вкусы, опыт. Она — это как старший родственник внутри тебя, который дает знания, советы и поддержку, если нужно. Она — твоя родовая память, твой жизненный опыт. А ты — это ты, сознание у тебя свое. Нам многие тысячи лет, Дора. Мы иногда умираем и не всегда возрождаемся с полной родовой памятью. Иногда ради интереса или большего развития души, или накопления нового опыта мы выбираем себе новых родителей и новые судьбы. Она не все время за отцом бегает. Иногда ей это надоедает.
— Мне все говорят, что мой муж нынешний — моя пара.
— Да, действительно, папа — не ее пара. Его пара — Джива. А мама — первая любовь и страсть, которые, как известно, не забываются, — улыбнулся парень. — И вот почему она инициировалась в тебе, чтоб быть с любимыми навсегда. Так ты и есть химера? Дитя четырех миров?
— Да.
Я перешла из ардонийской в урайскую.
— Круть! — восхитился парень! — Ой, не могу так, и хочется мама сказать.
— Ну, скажи уж, полегчает.
— Мамочка-а! — парень крепко обнял меня, впитывая мое тепло.
Я потянулась к прошлому и поделилась видением, как я когда-то давным-давно сижу и вышиваю одеяльце для колыбельки, мурлыкая колыбельную под нос. Входит муж, целует меня в макушку:
— Как чувствуешь себя, ладушка моя?
— Хорошо. Угомонились, наконец, уснули, а то с утра прям бои великие были.
— Воины мои, пресветлые сварожичи, — улыбнулся мужчина и, встав на колени, поцеловал пока еще едва заметный живот супруги.