Любовь холоднее смерти
Шрифт:
– Ну-ну, – заметила Вера Сергеевна, с первого взгляда поняв, в чем дело. – Не советую этим увлекаться.
– Да я и не… – Лида взялась расстегивать куртку, но тут ее рука замерла – слишком потрясающей была новость.
– Звонил твой Алеша, – с поразительным пренебрежением бросила та. – Сокровище…
– Звонил? Когда?!
– Около шести. Спросил тебя, я поинтересовалась, что передать? Тогда он поздоровался и сказал, чтобы ты не беспокоилась, он скоро вернется. Очень извиняется, что не позвонил раньше.
– Боже мой… – только и сумела ответить Лида. Ее качнуло, она осторожно потрогала голову. Коридор отплыл было в сторону
– Девять дней, – перебила хозяйка. – Через девять дней объявился, прямо как на поминки. Я ему так и сказала, что это свинство, если только с ним ничего не случилось. А он ответил, что так сложились обстоятельства, и повесил трубку.
– И это все?!
– Все. – Женщина крутанула на пальце кольцо с ключами и с какой-то яростью заперла входную дверь на все замки. – Попомни мое слово, детка, – это очень плохой симптомчик. Если он не понимает, что ты беспокоилась о нем, то значит, и сам не беспокоится о тебе.
И, как будто сразу потеряв интерес и к сказанному, и к самой Лиде, Вера Сергеевна отвернулась и пошла к себе в комнату, бормоча что-то вроде: «Мерзкий день, отвратительный день…» Со спины она была похожа на старуху.
Даже хорошая новость иногда бывает некстати.
Глава 16
Хозяйка могла говорить что угодно – Лида все равно была счастлива. «Обстоятельства? Если есть какие-то обстоятельства – значит, он жив! Так я и знала, что жив!»
Закрыв за собой дверь комнаты, она от избытка чувств немножко попрыгала и поплясала на рассохшемся паркете, стараясь не очень топать. Доплясав таким образом до окна, она отдернула штору, показала язык ночной темноте – Лида все еще была слегка навеселе – и с размаху опустилась на стул.
– Слава тебе господи! – сказала она, обращаясь к своей пишущей машинке и разбросанным бумагам. – Отлегло! И зачем я только в милицию ходила?
Она напилась холодной воды из чайника, расчесала растрепавшиеся кудри и впервые призадумалась. Ее ничуть не тронули назидания хозяйки, но все-таки кое-что смутило. Например – в каком таком месте мог оказаться Алеша, чтобы оттуда не было возможности позвонить? «Хотя, он говорил не о месте, а об обстоятельствах… Может, все-таки имелась в виду больница? Тогда почему не сказал какая? Я бы поехала туда прямо с утра!» Лида почти не была обижена, ей просто хотелось узнать подробности. Только теперь, когда она узнала, что муж жив и благополучен, Лида поняла, под каким гнетом прожила последнюю неделю.
«И как я еще могла что-то писать! – подумала она, рассматривая себя в зеркале. – Спала плохо, думала бог знает о чем… Теперь похожа на привидение – вон какие синяки под глазами! Ну, раз уж он вернется, мне сам Бог велел продолжать! Придет и почитает роман, он же так меня торопил…»
Она снова села к столу и просмотрела все написанное. Лида была так возбуждена, что ей не верилось, что сегодня она сможет работать. Но установившаяся в комнате тишина, тьма за окном и крупитчатый шорох снега по стеклу мало-помалу утихомирили взбудораженное биение сердца. Девушка зажгла лампу и еще раз прислушалась. Сейчас раздастся медленный, сосредоточенный стук машинки, но пока в ее власти было сохранить тишину неприкосновенной.
«Каждую ночь я как будто режу тишину на куски и сшиваю их… Цок-цок-цок… Главные тайны впереди, и они самые трудные.
И в самом деле, пока она даже не коснулась этой тайны, которая всеми исследователями признавалась значительной для сюжета. Лида попросту боялась это делать – ведь все, что касалось этой загадочной женщины, было покрыто туманом. Точнее – дымом опиума, которым та торговала в своем грязном лондонском притоне.
Об этой женщине было известно совсем немного. В ее притоне начинается действие романа, когда Джаспер просыпается от наркотического сна на грязной постели. По всей видимости, он опасается, не бредил ли вслух, не выболтал ли своих намерений насчет предстоящего убийства. Он прислушивается к остальным курильщикам, в том числе к старухе-хозяйке. И с облегчением убеждается, что в их бессвязных восклицаниях и вскриках «ничего нельзя понять».
«С этой старухой в самом деле ничего понять нельзя, – подумала Лида, перелистывая страницы романа. – Например, совершенно ясно, что она с самого начала терпеть не может Джаспера и всячески ищет возможность ему за что-то отомстить… Но… Ясно или нет? На последней странице она грозит ему кулаком, когда он ее не видит, и заявляет, что знает его лучше, чем ‘‘все эти преподобия вместе взятые’’. Откуда, собственно говоря, она его знает? И что она знает? Что он курит опиум? Джаспер сам признался в этом племяннику. Знает, что он страшно и странно бредил во сне? Но кто не бредит под влиянием наркотика? Так что она имеет в виду?»
«Потом, она признается, что ‘‘шестнадцать лет пила горькую’’, а потом взялась за опиум. Известно, что Джаспер явился к ней в притон совсем еще неопытным, зеленым юнцом, и она научила его курить. То есть они знакомы много лет. Старуха жадно следит за Джаспером – потому и приехала впервые в Клойстергэм вечером того дня, когда исчез Эдвин. И по странной случайности на кладбище с ним столкнулась. Это мне и приснилось месяц назад – изможденная, похожая на мумию старуха с диким кашлем, старинное кладбище, дождь, Эдвин, склонившийся над скрюченной фигурой…»
Лида оперлась подбородком о сложенные ладони и задумчиво уставилась в стену. Она знала, что перед ней загадка, которая справедливо считается неразрешимой. Диккенс просто не успел дать к ней никаких ключей. А может, и не собирался их давать? Может, все тайны старухи стали бы разоблачаться по ходу дела? Так или иначе, узнать это было уже невозможно. Налицо имелось только несколько фактов, один из которых – тот самый, что привиделся Лиде во сне, насторожил ее больше всего.
«Что там я кричала про лицо отца? Насчет отца не знаю… Не помню. Алеша мог и не разобрать. Но вот что старуха узнала Эдвина в лицо, когда впервые увидела его – это для меня ясно. А вот мой милый Каминг Уолтерс его не заметил… Да, если бы я с ним встретилась, мы бы в пух разодрались!»
«Он считает, что старуха сообщила Эдвину, что некоему человеку по имени Нэд (то есть ему самому) грозит страшная опасность, в благодарность за то, что тот ей дал денег на дозу. Он также считает, что сама по себе опасность для ‘‘Нэда’’ (о которой старуха узнала из бреда Джаспера) не имеет для нее никакого значения. Она просто ненавидит Джаспера и преследует его по личным мотивам».
Девушка задумчиво прикусила кончик карандаша, который уже носил отметины ее зубов. Она часто его грызла, когда задумывалась.