Любовь и другие иностранные слова
Шрифт:
Хм, может быть.
Ох, да ладно!
Я швыряю его обратно в ящик с бельем и не торопясь спускаюсь по парадной лестнице. Подумаешь, Итан пришел. Такое случается каждый день.
Но его уже нет. Я заглядываю в папин кабинет: тут еще разлит слабый аромат духов Итана, но самого его я явно упустила. В доме тихо. Я расслабляю мышцы шеи и челюстей: оказывается, я их напрягла, сама того не заметив.
На кухне мама режет лук, и воспоминания о сладостном запахе Итана тут же выветриваются из моей головы.
– Тебе помочь? – спрашиваю я.
– Можешь просто посидеть со
Я запрыгиваю на табурет в дальнем углу комнаты и начинаю медленно крутиться, успокаивая себя монотонным, почти гипнотическим движением.
– Ты сегодня так устала, – говорит мама. – Хорошо себя чувствуешь?
– Поздно легла. Слишком поздно.
– Почему?
– Думала.
– О чем думала, не поделишься?
– Размышляла о том, как сложны любые отношения на нашей земле.
Я начинаю вращаться немного быстрее.
– Да уж, уснешь тут, – говорит мама, и я, поворачиваясь лицом, замечаю, как она улыбается мне. – И какие же отношения ты находишь самыми сложными?
– Итан Глейзер, – говорит Кейт, входя на кухню с черного хода. За ней следуют папа и Итан. – А это мама…
Э-э-э-э… Бум!
А это я, падаю с табурета во время этого знакомства.
– А мою дочь вы, конечно, уже знаете, – мама жестом указывает на ту груду на полу, в которую я превратилась.
Папа наклоняется к Итану и добавляет серьезно:
– Обычно мы на людях этого не обсуждаем, но на самом деле она и правда одаренная.
А ко мне он обращается так:
– Ну что, как твои уроки падения?
– Над спуском еще придется поработать, – отвечаю я, вставая и отряхиваясь. Я стараюсь не думать о том, что мое лицо, наверное, уже давно пунцовое от смущения. Да я даже не знаю, поранилась я или нет!
– Ну да, спускаться сложнее всего, – говорит папа, а Итан спрашивает, все ли у меня в порядке.
– Да, спасибо. Чувствую себя неуклюжей и смущена до смерти, но все в порядке, – я распутываю свои конечности и мысли, и, похоже, пропускаю какие-то важные реплики. Когда мое внимание снова возвращается к реальности, я вижу, что мама с папой, Кейт и Итан вместе пьют вино. Пьют вино и разговаривают. Пьют вино, разговаривают и смеются. Так, подождите, а когда тут очутился Джофф, и как вообще можно развлекаться в присутствии человека, который говорит только о клещах?
Я бреду к раковине и наливаю себе стакан. Потягивая воду, я пытаюсь найти в их разговоре какую-то зацепку, которая помогла бы мне вставить слово и вклиниться в беседу. Но я ничего не понимаю. Джофф с Итаном о чем-то болтают, и голоса их звучат все громче, и они даже смеются. Папа говорит что-то про Чикаго, размахивает руками, и веселая трескотня становится еще шумнее. Кейт говорит: «И вот я…», и Джофф присоединяется к ней, и они вместе произносят что-то «ни один король не ретив в драматическом чае». И снова раскаты смеха. Я нервно прихлебываю: меня поражает и сбивает с толку, что эти пятеро говорят на языке, которого я не понимаю. Я поражена, сбита с толку и раздражена. Ох, не нравится мне это все.
Мое изумление сменяется безнадежной паникой, когда я слышу, как Кейт говорит Итану:
– Ты сейчас с кем-нибудь
И вот внезапно на том конце провода появляется Мэдисон Орр, и на следующих выходных уже запланировано двойное свидание. А вот я стою в дверях, пожимаю Итану руку, и он напутствует меня на прощание:
– Увидимся в пятницу на паре, Джози.
Ужин проходит как в тумане, и я на автомате возвращаюсь в комнату, опускаюсь на кровать и устремляю взгляд в пол. А потом, страдая, покадрово вспоминаю непонятную беседу, ту самую, в которой участвовали мама, папа, Джофф, Кейт и Итан. Взрослые. Я сглатываю комок в горле. Все, кроме меня.
Я слышала знакомые слова, но ритм речи был мне чужд. Как и жесты. И смех. Казалось, что это тайный язык какого-то клуба, в который меня не приглашали.
– Ох, Джози, ну, бога ради, – внезапное появление Кейт меня пугает, и я быстро вскакиваю.
– Ты вообще когда-нибудь стучишься?
Она закрывает за собой дверь:
– Ему же двадцать шесть.
– И?
– Он для тебя слишком стар.
– Сейчас да. Но через несколько лет уже не будет.
– Джози, да брось ты.
– Нет, это ты брось. Ты знаешь, как я к нему отношусь, и на моих глазах сводишь его с Мэдисон.
– Они с Мэдисон ровесники. И со мной.
– Неважно, сколько вам лет. Ты поступила ужасно.
– Все, хватит об этом.
– Месяц назад ты прекрасно меня понимала. Мы говорили об этом вот здесь же, в этой комнате.
– Месяц назад я думала, что он студент.
– Да, теперь ты знаешь его возраст. Но больше ничего не изменилось.
Кейт хохочет мне в лицо, и я покрываюсь румянцем.
– Как тебе не стыдно стоять тут и смеяться надо мной?
– Но, Джози, это правда смешно.
– Ушам своим не верю.
И снова смех. Пренебрежительная легкомысленная ухмылка.
– Ты втюрилась в учителя.
– Нет, это другое.
– Втюрилась, – смешок. – Росс, Деннис Де Янг, Итан Глейзер, – она считает по пальцам.
– Да, Росс и Деннис – возможно. Но почему ты так уверена, что я не люблю Итана? Почему думаешь, что я и сейчас просто втюрилась? Почему в этот раз все не может быть иначе?
– О'кей. Скажи мне тогда, что такое любовь.
– Ну, это… хех, – теперь моя очередь неловко усмехаться.
– Я и говорю: втюрилась. Купи рамку и поставь его фото вот сюда, – она показывает на портрет Денниса ДеЯнга на моем столе. – На самом деле это даже мило. Делает тебя похожей на других детей. И, поверь, – говорит она, направляясь к двери, – от этого твое письмо стало еще более ценным, дорогуша. Если я отдам его Итану, позору не оберешься.
– Пф! – говорю я, когда она закрывает за собой дверь, и это «пф» сказано от всего сердца: челюсти и кулаки сжаты, плечи приподняты. Пришло время действовать. Через пару секунд я уже сижу за столом, захожу на сайт ее свадебного фотографа, с третьей попытки подбираю пароль (какой надо быть дурой, чтобы не придумать ничего оригинальнее, чем «кейтиджоффбрилл») и загружаю «Королеву Кейт на троне» в папку «Свадебное слайд-шоу».