Любовь и ненависть
Шрифт:
На крик женщины Вурал вместе с госпожой Белькиз тут
же отправились к лестнице. Фереде беспощадно била меня. Я не
удержалась и рухнула вниз, скатившись по ступенькам прямо
в ноги к Вуралу. Я осталась в сознании благодаря тому, что мы
с Фереде встретились на нижних ступенях лестницы. На моем
платье виднелась алая кровь, но, в общем, я была в порядке.
После того как Фереде сообразила, что наделала, то побежала
вниз
же поднялась, бесстрашно смотря ей в глаза. Казалось, что я как
помятая трава. Ее мнешь, а она опять вырастает и поднимается,
тянется к теплым лучам солнышка. Не знаю, что тогда со мной
произошло, но мой рассудок помутился. Увидев на столе сереб—
ряный нож от сервиза, я схватила его и приложила к своему
горлу. Приказным голосом я сказала:
– Вурал, прикажи охране открыть ворота. Если вы этого не
сделаете – я убью себя!
Но Вурал и не собирался меня слушать. Просто подошел ко
мне и попытался забрать нож. Я нечаянно его зацепила, нанеся
глубокую рану на его плече. Испугавшись крови, я выбежала на
улицу. Я знала, что задний двор не охраняется, и побежала туда.
Как назло, на улице был невыносимый холод. Выпало очень
много снега. Пробираясь через эти сугробы, я сломала каблуки.
Мне пришлось снять туфли и бежать босиком по режущему
снегу. От леденящего холода тело сводило судорогой, от мороза
болели ноги. Как только я перелезла через забор, мое сердце
и душа затрепетали. Я бежала куда глаза глядят.
Вурал очень болезненно вытащил нож из своего плеча. По—
том он посмотрел на испуганные лица домашних и промолвил:
– Что смотрите? Девушка просто защищала себя! Кстати,
где она?
Госпожа Белькиз с ужасом ответила ему:
– Не знаю, сынок!
– Не беспокойся, зять, я видела, как она выскочила на улицу
в платье. Ничего страшного, когда она окоченеет, то зайдет
в дом,– пробормотала угрюмая Фереде.
– Что? – в два голоса прокричали сын и мать.
В гневе и растерянности Вурал выскочил во двор и прика—
зал охране найти меня хоть из—под земли. Его люди нашли
лишь окровавленные следы на заднем дворе и туфли со сло—
манными каблуками. Увидев кровь на снегу, Вурал испугался,
сел в свой автомобиль и поехал на мои поиски.
Конечно, мне было страшно и ужасно холодно. Я шла вся
расстроенная, в крови, по ночному новогоднему Стамбулу. Ког—
да я встречала счастливых людей, которые вышли на улицу для
того, чтобы запускать салюты, мне становилось теплее. Когда
я шла, то практически не чувствовала ступни. Сбив их в кровь,
я продолжала идти вперед.
Вурал вместе с телохранителями объезжали каждую улицу,
каждый проулок Стамбула, но так и не могли найти меня. Мо—
лодой человек так испугался за мою жизнь, что даже не заме—
чал боли от нанесенной мной раны. Он лишь только тщательно
осматривал каждого прохожего в темноте на улице.
Сквозь этот невыносимый мороз я все же добралась до
пролива. Мое тело тряслось от холода, я присела на скамью
и стала смотреть на морскую воду. Я заплакала, с одной сторо—
ны, от радости, с другой – от обиды. Мне казалось, что в этой
спокойной пучине я смогу похоронить все свои беды и печали,
справиться с невыносимой болью в моем измученном теле
и в сердце, наконец—то освободиться от оков рабства. Я встала
и подошла к краю пирса, смотря на море. Мне казалось, что
подо мной огромная пропасть. Распахнув руки, словно крылья,
я бросилась в ледяную морскую воду. В это время мимо проли—
ва проезжал Вурал и заметил меня; выбежав из автомобиля, он
прокричал мне:
– Бихтер! Бихтер!
Подбежав к берегу, он увидел, что морская пучина уже по—
глотила меня, и, не побоявшись ледяной воды, бросился за мной
в море. Он увидел под водой белоснежное платье и плыл на его
сияние. Наконец, он настиг меня и схватил за руку под водой.
Вытащив из ледяной воды всю окоченевшую, он в ту же секун—
ду стал делать мне искусственное дыхание. Почти вся надежда,
что я осталась жива, у него исчезла. Вурал склонился надо мной
и заплакал от печали и чувства вины. На часах пробило двенад—
цать, и в небо запустили разноцветные сияющие и сверкающие
салюты. Все небо сияло лучистыми огнями. Вурал плакал над
моим телом, лаская мое лицо, и говорил:
– Любимая, прости меня! Я тебя не защитил, позволил тебя
унижать! Прости!
После этого прижал меня к себе, ему показалось, что все, что
было у него,– сгинуло в былых ненастьях, но если случится
нечто тревожное и размыкающее его с пропащим прошлым,
тогда жизнь, еще необходимая ему, вновь расцветится красками,
словно тот карнавал, что отшумел на пороге зрелости. Неожи—
данно я открыла свои глаза и сильно закашляла, стуча зубами,