Любовь и ненависть

Шевцов Иван Михайлович

шумная, суетливая и размеренная, точно такая же, как и в те

летние дни, когда солнце светит круглые сутки. Небо наглухо

закрыто непроницаемыми плотными тучами, и даже в

полдень, когда на короткое время наступает тусклый рассвет,

трудно поверить, что в мире вообще есть солнце. А в ясную

морозную погоду эти непродолжительные минуты рассвета

очень хороши. Нечто похожее - отдаленно похожее - у нас в

брянских краях бывает зимой в

морозное утро минут за пять до

восхода солнца, когда самого солнца не видно, но далекие

искристые лучи его, точно кистью художника, красят небосвод

в яркие и тонкие цвета.

Самого солнца нет, оно не покажется еще несколько

дней, но вы чувствуете его где-то рядом - оно словно говорит

вам: "Я здесь, недалеко, ждите меня, скоро буду". И мы ждем,

любуясь неподвижными перистыми облаками, чародеем-

волшебником раскрашенными в фиолетовые, оранжевые,

сиреневые, бирюзовые и еще какие-то не совсем

определенные, но яркие и приятные цвета. И знаем, что этот

художник-чародей и есть ожидаемое нами светило. Его

огненно-золотистые лучи искусно положили на небо эти

дивные краски.

После обеда командир дивизиона приказал мне срочно

приготовить корабль к выходу в море: предстоит поход на

остров Палтус. Комдив был озабочен: он, как и все мы,

понимал, что поход будет трудным, хотя до острова, как

говорят, рукой подать. В хорошую погоду он даже виден с

нашего пирса: огромным дредноутом стоит эта монолитная

каменная глыба посреди пролива, ведущего в нашу базу, и

мощные орудия его направлены в сторону моря. На острове

небольшой гарнизон артиллеристов и служащих сирены. Там

нет удобных подходов для швартовки даже таких небольших

кораблей, как наш "охотник", берега отвесные, гранитные,

вылизанные волнами и скользкие. Правда, только в одном

месте есть некое подобие бухточки, но войти в нее можно

только в часы прилива.

В зимние штормы всякое сообщение с островом

прекращается, кроме, конечно, радио и других воздушных

средств связи. Гарнизон запасается провизией летом. И надо

сказать, в короткую летнюю пору Палтус превращается в

уголок, который даже слишком избалованные люди могут

назвать прелестью.

Я был там однажды с адмиралом Пряхиным, и меня

поразила не столько красота этого огромного камня,

окруженного изумрудами валунов, рассыпанных в лазоревой

воде, несметные стаи птиц, чей неугомонный крик напоминает

большой оркестр в момент настройки инструментов, голубое

озерцо, обрамленное зеленью

дикого лука, цветущего

сиреневыми помпончиками, сколько люди, населяющие этот

остров.

Батареей командует артиллерийский капитан,

тридцативосьмилетний армянин, раненный у Балатона и

служивший в последнее время в Одессе, человек

беспокойный, крикливый, но душевный и общительный. Он же

исполняет и должность начальника гарнизона, в который кроме

артиллеристов входит персонал сирены - все гражданские

люди, включая и самого начальника - шестидесятилетнего

бородача Ульяна Евдокимовича Сигеева, отца большого

семейства, состоящего, как говорят в шутку, из "шестнадцати

единиц", в число которых входят кроме самого Ульяна его

жена, она же и бабушка, старший сын с женой и двумя детьми,

дочь с зятем и третьим дедушкиным внуком, еще три сына и

две дочери.

Сам Ульян - крепкий, остряк, за словом в карман не

полезет, - отвечая на шутливые замечания по поводу столь

многочисленного потомства, говорил:

– Тут у нас условия: харч хорош, ночь длинна и керосин не

всегда завозят.

Поселился он на острове восемнадцать лет назад еще

безбородым. Поселился не на год и не на два, а на вечные

времена. Ступив на камень острова, покрытый бархатом мха,

ползучей березы, морошки и каких-то неизвестных ему ягод, он

степенно, по-хозяйски осмотрелся, увидел большой дубовый

крест над скалистым обрывом, решительно направился к нему.

Попробовал прочитать изрядно смытую двумя столетиями

надпись. По обрывкам слов понял, что здесь во времена

Петра Великого потерпели крушение российские мореходы.

Жена робко, с озабоченным выражением спросила, чья

это могила. Он ответил:

– Не могила, а памятник прадедам нашим.
– И, поняв,

какие тяжелые думы встревожили женщину, прибывшую по

своей доброй воле "на край света", вдруг смягчившись, обнял

ее и сказал успокаивающе: - Ну, будет, пойдем. Посмотри туда -

там Северный полюс, совсем близко.

Она взглянула на низкий белесый горизонт, залитый

морем и небом, и спросила:

– Значит, это и есть край земли?

Дубовый крест петровских времен стоит и поныне и еще

простоит, может, сто лет, а на другом конце острова есть

кладбище: три могилки. В одной похоронен двухлетний

мальчик, самый младший сын Ульяна Евдокимовича, в другой -

его четырехмесячная внучка, а в третьей - солдат-артиллерист,