Любовь и пепел
Шрифт:
Потом Эрнест поцеловал меня, и песня зазвучала снова. Веселье продолжалось, продолжалось и продолжалось до самого утра.
Глава 34
Эрнест и я проводили по крайней мере один вечер в неделю с игроками в пелоту. Мы наблюдали за их тренировками в маленьком парке и ходили на настоящие соревнования во фронтон [13] , покупая билеты на каждый матч и сидя на трибуне, как обычные болельщики. Когда я поняла правила игры, стало очень захватывающе следить за тем, как мяч летает по площадке и отскакивает от стены. А после матча мы все вместе, взявшись за руки в знак дружеской поддержки, бегали из бара в бар по всей Гаване и напивались до такого состояния, что едва
13
Помещение для игры в пелоту. — Примеч. пер.
Возможно, баски чувствовали себя оторванными от своей страны и своего народа и хотели уехать с Кубы, но они никогда не говорили об этом. Казалось, эти люди живут только здесь и сейчас: единственный удар мяча пелоты о стену, единственная прогулка на закате с друзьями, единственный ужин, который мог оказаться последним, — кто знает? — так что пусть все это будет невероятным и захватывающим.
В июле мы пригласили их поплавать на «Пилар». Было уже далеко за полдень, когда мы покинули гавань Кохимар и направились на восток вдоль острова, мимо череды крошечных безымянных бухточек. Эрнест стоял на мостике без шляпы, в одной руке он держал очки, другой управлял легким, как бриз, рулем. Небо за его спиной было голубым и безоблачным, и фигура Эрнеста четко выделялась на его фоне. Он чувствовал себя абсолютно естественно, управляя яхтой. Здесь ему было просто и легко, загорелые ноги стояли прямо и уверенно, на носу блестело кокосовое масло, и он, щурясь от солнца и ветра, направлял свое судно в сторону Гольфстрима.
Позади нас повсюду валялись рыболовные крючки. Эрнест рыбачил всегда, возможно даже во сне. Большинство мужчин — я так называла басков, хотя многие из них казались еще мальчишками, а в глубине души навсегда ими и останутся — сидели вместе со мной на слегка урезанной корме, солнце было в зените, и мы прятались от него в тени друг друга и палубы. День был отличный. Вода под нами меняла цвет с серо-зеленого на зелено-голубой и наконец на темно-синий. А над нами в небе с криком носились полдюжины крачек. Мы проплыли через стаю рифовых кальмаров, которые кружили на пенящихся гребнях волн, их маленькие тела мерцали, напоминая блестки и привлекая тех, кто на них охотился.
Было заметно, как баскам нравилось в море, поездка проходила для них легко и спокойно. С собой у нас был легкий ланч, и мы ели его руками — авокадо, политые соком лайма, твердый испанский сыр, оливки и ломтики черного хлеба, — приберегая место для настоящего пира, который нам пообещали баски.
Через несколько часов мы добрались до необитаемого островка, который очень нравился Эрнесту. Я узнала его куполообразную форму. Мы уже были здесь: тогда я плавала вдоль рифа, пока он ловил копьем рыбу, обутый в тяжелые ботинки, которые защищали ноги от острых, как бритва, кораллов.
Это было прекрасное место, уединенное и пустынное, если не считать нас — мы словно очутились в личном раю. С надветренной стороны острова море, с силой обрушиваясь на острый край рифа, бурлило и пенилось. Ближе к берегу вода была прозрачной, как стекло, с длинными, белыми завитками песчаных отмелей. Мы добрались до самой восточной оконечности, а затем свернули к подветренной стороне, где была небольшая бухточка с белым пляжем под широкими, раскидистыми пальмами.
Поставив «Пилар» на якорь, на лодке мы добрались до бухты. Песок на берегу был белым и прохладным, поскольку солнце уже перешло на другую сторону острова. Баски принесли мешок риса, мешок овощей, курицу и еще много всего непонятного, что в итоге должно было стать нашим шикарным ужином. Эрнест развел костер, а затем почистил несколько снуков и желтых акул, пойманных нами по дороге. Пакета начал готовить на костре в стальной вогнутой сковороде, которую он всю дорогу держал у себя на коленях, очевидно очень ею гордясь. Рис, лук и перец залили бульоном и размешали большой плоской лопаткой, а затем добавили курицу и рыбу.
Вода была восхитительная. Эрнест подарил мне мотоциклетные очки, в которых под водой было гораздо лучше видно, чем в маске для плавания. Подобравшись к косе бледных кораллов, я увидела стайку из тысячи крошечных, похожих на пули рыбок, плывущих подо мной. Их тельца были абсолютно прозрачными, так что можно было разглядеть, из чего они состоят. А глубже медленно проплывала огромная рыба, размером больше, чем я. Меня накрыло странное чувство: скорее унижения, чем страха. Я осознала, насколько я мала и ничтожна по сравнению с этим безграничным морем, которое простирается во всех направлениях, заполняет холодные, черные расщелины в глубине подо мной, где живут неведомые существа и куда не проникает солнечный свет. Я была маленькой и незначительной, и это стало в некотором роде облегчением.
Все, что я хотела знать о будущем, — уйдет ли наконец Эрнест от жены и смогу ли я доверять нашей любви и жизни, которую мы строим, — было тайной не только для меня, но и для всего мира. Загадки были повсюду. Поражения случаются так же регулярно, как и приливы и отливы, снова и снова промывающие белый песок.
Я медленно взмахнула ластами и наполнила легкие воздухом, чтобы удержаться на поверхности. Прилив, раскачивая меня, пульсировал под грудью и бедрами. В пяти или шести футах подо мной лежал скат, ромбовидный и совершенно неподвижный, только бледный песок разлетался вокруг его тела. Прямо над ним, у самого дна, где скаты обычно добывали еду, плавали несколько дюжин маленьких помпано, серебристо-голубых, с желтыми плавниками и брюшком. Похоже, они не обращали внимания ни на меня, ни на ската. Понаблюдав за ними еще несколько минут, я решила вернуться на пляж, но вдруг увидела тень, скользящую ко мне из глубины. Меня охватила леденящая паника. Но оказалось, что это была всего лишь морская черепаха. Ее передние ласты были изогнуты, как крылья, и покрыты желто-коричневыми пятнами. Казалось, она летела, а не плыла, наблюдая за тем, как я нависаю над ней и как моя тень падает на ее широкий панцирь. Похоже, я вообще не дышала, любуясь ею, пока она не исчезла.
Когда я вернулась, на пляже уже очень вкусно пахло едой, а у Эрнеста было наготове полотенце, которое он согрел над костром.
— Видела что-нибудь интересное? — спросил он, растирая мои плечи под полотенцем, а затем протянул мне немного вина. С моих волос капала вода.
— Все было интересное, но больше всего мне понравилась морская черепаха великолепного янтарного цвета. И мне удалось подплыть к ней очень близко.
— Думаешь, эта черепаха — девочка?
— Всегда узнаю женщин, даже если они черепахи, — пошутила я. — Между нами возникло взаимопонимание. Она даже позволила мне подплыть поближе, когда я перестала суетиться и успокоилась.
— А они съедобные? — спросил Пакета. Он все еще помешивал свой шедевр деревянной лопаткой, ритмично двигая ею из стороны в сторону.
— Да, но если ты к ней прикоснешься, мне придется выстрелить тебе в ногу. Женская солидарность.
— Повремени с угрозами, — усмехнулся Эрнест. — Никто и пальцем не тронет твою черепаху.
Мы все рассмеялись, а потом я, оставив мужчин готовить и болтать, села на берегу с бокалом терпкого красного вина. Я глубоко погрузила ноги в прохладный песок и смотрела, как вода переливается через буруны, напоминающие жемчужно-голубой шов, который разрывался и сшивался снова и снова.
Мир постоянно менялся, и часто эти изменения бывали значительны. В Европе нацисты подписали Стальной пакт с Италией, связав Берлин и Рим. Гитлера и Муссолини союзом, который мог означать еще больше бессмысленных смертей. Гроза уже не за горами, и она придает особую остроту таким моментам, как этот, — накатывающему прибою и смеху, вину и загорающимся звездам.
Рай всегда хрупок, такова его природа. Но, возможно, мы еще успеем им насладиться? Я обернулась и увидела Эрнеста. Он стоял возле костра, спиной ко мне, пламя поднималось, опускалось и закручивалось, почти касаясь его, когда он энергично размахивал руками, что-то рассказывая.