Любовь и прочие "радости"
Шрифт:
Прерывая ход течения его мысли, в дверь позвонили. Гдальский открыл. На пороге стояла…
— Катя? А ты что здесь делаешь так поздно? — удивленно поинтересовался Тихон, давая дорогу дочке. Та молча сбросила с плеч плащ.
— Ты мне можешь сказать, какого черта устроил?! — прорычала девушка, делая шаг к отцу. Из ее глаз разве что только искры не сыпались, а крылья тонкого породистого носа дрожали. Тихон даже отступил под таким-то напором.
— Что именно?
— Ты зачем поперся к матери Ника?! Что ей наплел? Как вообще
— А ну, прекрати выражаться! — рыкнул Тихон. — Ты с кем разговариваешь, не забыла?
Катя глубоко вздохнула. Сжала в кулаки руки.
— Ты опозорил меня перед матерью моего парня! Как теперь мне смотреть ей в глаза?!
— Тебя только это сейчас заботит? А то, что этот мудак сказал тебе не затягивать с абортом…
— Не смей так говорить о Нике! Ты ни черта о нем толком не знаешь! С чего ты вообще решил, что я беременная? Аррр…. — рычала Катя, с каждой секундой выходя из себя все больше. Еще немного, и она бы просто взорвалась от клокочущих внутри эмоций.
— Что значит, с чего я решил? — сощурился Тихон, настороженно уставившись на дочь. — Мы ведь говорили с тобой… и тест этот!
— На овуляцию, папа! Я просто… Аррр… В общем, у меня небольшая проблема… болячка. Ничего особенного… Вот и нужно было сделать! Как тебе только в голову пришло, что я… — Катя и краснела, и бледнела — все же нелегко было девушке обсуждать с отцом такие интимные подробности.
Тихон сглотнул. Перевел растерянный взгляд на пол, идеальную чистоту которого нарушали два грязных следа, оставленных Катькиными ботинками. Растер затылок.
— Так ты не беременная? А к врачу ты собралась…
— Папа, мне просто нужно обследоваться, чтобы назначить лечение. Всё…
Тихон качнулся с пятки на носок. Великолепно. Он просто чертов придурок! Интересно, что о нем теперь подумает Ольга? А впрочем, какая разница? Главное, что его малышка не беременная! Счастье-то какое!
— Катюш…
Губы дочки дрожали. Злость покинула тело девушки, а её место заняли обида и стыд.
— Как ты мог? Я… теперь не знаю, как в глаза им буду смотреть, и вообще… — Катя понурила плечи и опустила голову.
— Я же как лучше хотел…
— А получилось — как всегда! — снова заорала Катюха. Ну, ладно… Тут он её понимал, а потому не спешил ставить дочь на место. В конце концов, она в отца темпераментом пошла. Ему ли жаловаться?
— Слушай, дочь, — осторожно окликнул дочку Тихон, — а ты вообще как узнала-то? Этот наябедничал?
— У этого есть имя! Его зовут Николай!
— Николай? А Ник — это кличка, как у собаки?
— Ну, знаешь ли! — Катя с психом оглянулась, схватила с вешалки куртку и хотела было уже свалить, но в последний момент её задержал Гдальский.
— Ладно… Ладно, извини. Я больше не буду.
Звучало довольно по-детски. Бредово, признаться, звучало… Но еще бредовее было бы разругаться с дочерью из-за какого-то малолетнего ушлепка.
— Он хоть, как? Нормальный? Семья у него благополучная, или…
— Я его семью, в отличие от тебя, еще не видела! — съязвила Катя.
— Кать…
— Нет, ты как хочешь, но извиниться надо!
— Мне? Перед ним?!
— Перед ней!
— Перед Ольгой?
— Папа, Ник говорит, что она в полном ауте!
Гдальский хмыкнул. Да, уж… в каком она была состоянии, он знал и без всяких Ников. Воочию видел. И принимал самое непосредственное участие в устранении последствий, так сказать. А ведь хорошо, что все обошлось. Так-то барышня какой-то уж слишком впечатлительной оказалась. Могла и дуба врезать. Вот бы хохма была.
— Ладно-ладно. Я ей позвоню…
— Очень мужественный поступок, — поддела дочь.
Гдальский напрягся. Вздернул широкую бровь:
— А что ты прикажешь делать?
— С претензиями ты лично явился… — пробубнила Катя, наконец, разуваясь и проходя мимо отца, в комнату. Гдальский почесал в затылке. И ведь это Катюха еще не знала, с чего у них вообще с Ольгой все началось… М-да. Права его дочь. Права… По-хорошему, он Ольге не только нормальные извинения задолжал, но и ужин. Понятно, что вряд ли она теперь захочет какого-то продолжения, но вот понять — поймет. Сама ведь мать. Хоть у нее и мальчишки. А еще Тихону стало жутко интересно узнать, с чего вообще она так отреагировала. Вот он — понятно. У него девочка. С пацанов всегда меньше спроса, хотя судя по реакции Ольги этого и не скажешь.
— Ты хоть мать предупредила, куда рванула?
— Сказала, что к тебе. И что не беременная — тоже сказала.
— Кать… Да ты не злись на неё. Она ведь твоя мама. Хотела, как лучше.
— Именно поэтому ничего у меня не спросила, а сразу к тебе пришла. Позорище какое!
— Ну, а ты сама ей почему ничего не сказала? Про здоровье свое и так…
— Ей до меня нет дела.
— Ты ведь знаешь, что это не так.
— Не знаю, папа! И вообще, давай не будем об этом.
— Я все же считаю, что к врачу с тобой должен пойти кто-то из взрослых.
— Ты серьезно? Мне скоро восемнадцать!
— А мы беспокоимся о тебе! И хотим быть в курсе того, что происходит.
Девушка фыркнула. Закатила глаза.
— Пап, давай я с этим как-нибудь сама разберусь. Единственное, чем ты можешь мне помочь — так это деньгами, если они потребуются на лечение. В остальном у меня все хорошо. Ничего серьезного, правда.
Тихон нехотя кивнул. Подошел к куртке, вытащил портмоне. Достал несколько купюр — протянул дочери:
— На, вот, возьми на непредвиденные расходы.