Любовь и золото

Зарубин Игорь

Придя домой, Никита внимательно рассмотрел брошюрки, которые ему всучил Зяма Синявский. Первая была очень тонкая и называлась «Кто такие «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов». Автором был некий Ильин. Вторая была чуть потолще. «Манифест Коммунистической партии» — стояло на обложке. Она содержала довольно невразумительный текст, начинающийся с весьма странной фразы: «Призрак бродит по Европе…»

Остаток вечера и весь следующий день Никита размышлял над тем, идти ему на собрание социалистического кружка или нет. И

все-таки любопытство взяло верх, и на следующий день он стоял у Сухаревской башни.

Домой Никита вернулся поздно и в глубокой задумчивости. Вдохновенные речи ораторов произвели на него сильное впечатление. Особенно ему запомнился один — седой, в шрамах, поминутно перебивающий выступающих.

— Резать вас всех — буржуи!

Или:

— Студентов мы в социальную революцию не пустим!

А одного из них даже обозвал «политической проституткой».

Никто ему ничего возразить не смел. Видимо, это был авторитет.

«А что? — думал Никита после посещения кружка. — Может, и впрямь Россия изнывает в оковах самовластия? Или, как там говорили, «под гнетом царизма»? Они ж хотят людям свободу дать. А свобода — она завсегда всем нужна…»

Никита пошел и на следующее заседание кружка. А потом вообще стал постоянным его членом. Пропагандисты типа Зямы Синявского свое дело знали, и вскоре скромный, порядочный и к тому же влюбленный студент университета превратился в пламенного борца за права рабочих масс. Катенька очень удивлялась, замечая в его глазах нездоровый блеск. И даже иногда обижалась. Но Никита этого не чувствовал. Теперь он боролся с ее «политической несознательностью».

Глава 16. Историческая находка

Летом восьмидесятого года Витю Кротова отправили на побережье Черного моря, в пионерский лагерь «Ромашка». На две смены. Целых два месяца он купался, загорал, ходил в турпоходы и по ночам бегал с мальчишками из отряда в другой корпус, к девчонкам.

Вместе с братом должен был ехать и Вадим, он даже уже положил в рюкзачок новую тетрадь, чтобы писать письма отцу и бабе Насте. Но в то самое утро, когда автобус, набитый под завязку радостной детворой, покатил в сторону областного центра, у Вадима сильно заболело горло и поднялась температура — началась фолликулярная ангина. О пионерском лагере и море пришлось забыть.

Наденька Осокина уехала из Спасска еще прошлой зимой, ее отца перевели по службе куда-то на север. Таким образом весь июнь и первую половину июля Вадим провел в одиночестве, читая книжки и помогая бабушке работать на огороде. А, теплыми вечерами они с Николаем Ивановичем сидели на крыльце, пили чай с вареньем и разговаривали. Вернее говорил, в основном, учитель, а Вадим внимательно его слушал.

— Ты кем хочешь стать, когда школу закончишь? — спросил как-то Николай Иванович.

— Учителем… — не задумываясь, ответил мальчик. — Учителем истории…

— Почему именно учителем истории?

— Ну… Не знаю…

Нравится…

— Неужели ты попал под мое влияние? — посасывая мундштук трубки, задумчиво проговорил Бобров. — Ведь существует множество других профессий… Как говорится, выбирай на вкус… Трудно тебе будет, очень трудно. Это только на первый взгляд работа учителя кажется простой. И правда, чего там? Пересказывай учебник да отметки в журнал выставляй… На самом же деле…

— Я в Москву поеду, в институт поступлю… — мечтательно закатив глаза, произнес Вадим.

— С самого начала, с самого первого дня нужно установить контакт с учениками, — продолжал Николай Иванович. — Не показать им, что ты их боишься. Нет, не боишься… Робеешь, что ли… Школьники должны усвоить, что ты в классе главный, что твое слово — закон. И вместе с тем…

— …и каждый день буду кататься на метро…

— …вместе с тем ребята должны чувствовать, что ты близок им. Близок, как человек. Если не друг, то хотя бы приятель… Кстати, у меня осталось много знакомых на кафедре, я бы мог тебе как-то помочь… Конкурс-то ого-го какой! Когда я поступал — двадцать человек на одно место!

— Не надо, дядь Коль… — твердо сказал Вадим. — Я сам. Понимаете, я должен поступить сам, своими силами. Иначе я не буду уважать себя…

— Что ж… — улыбнулся в бороду Бобров. — Если бы у меня была шляпа, я бы ее снял перед тобой. И все же… За те два года, что остались до твоего поступления, я возьму над тобой шефство. История, литература, русский язык — будем готовиться. Без выходных и, как говорится, в свободное от основной учебы время. Согласен?

— С чего начнем? — оживился Вадим.

— С самого начала, с древнейших времен.

Отец опять был пьян. Раскрасневшийся от жары, он полулежал, прислонившись затылком к печи, и смотрел по телевизору торжественное открытие Московской олимпиады, изредка, ни к кому конкретно не обращаясь, восклицая:

— Надо же!.. Сколько же народу понаехало!.. О, и негры даже!.. Вот это да!.. Красота, мать их за ногу!.. Знай наших!..

Николай Иванович, накопав ранним утром червей, отправился порыбачить, баба Настя доила Машку, которая оглашала двор благодарным мычанием, а Вадим поливал из резинового шланга-кишки огород, повторяя вслух заученные строки только что прочитанного параграфа.

— В четвертом тысячелетии до нашей эры человек научился делать орудия труда, оружие и украшения из меди… затем он добавил в медь олова, получив бронзу… человек приручил коня… изобрел колесо… первобытная замкнутость племен нарушилась, далекие племена знакомились друг с другом… прародиной славян ученые считают широкую область… верховья рек Одера, Вислы, Днестра, Припяти и далее на восток…

Вадик вдруг отчетливо представил себе мужчину, который изобрел колесо. Наверное, он был счастлив и горд. Наверное, получил какую-нибудь премию от своих соплеменников. А может, они его съели?