Любовь из капель дождя

Бет Мишель

На душе становится легче. В детстве я всегда любил, когда бабушка и дедушка, пусть и редко, но приезжали. Они дарили мне то ощущение, которого я так жаждал, — ощущение семьи. Расслабив плечи, я улыбаюсь. В нашем доме я снова буду чувствовать себя как дома.

Глава 13

Дилан

Ей приснился сон

Раздается

звонок телефона, что пробуждает меня от глубокого сна. Неуклюже тянусь за ним к тумбочке, опрокидывая ночник.

— П-привет, — зевая, отвечаю я хриплым голосом. Наклонившись вниз, поднимаю лампу с пола и ставлю ее на место.

— Дилан, — раздается из трубки дрожащий и измученный голос, отчего я окончательно просыпаюсь.

— Зои? — Протираю сонные глаза тыльной стороной ладони. Сейчас три часа ночи. Что-то не так. — В чем дело? Эви в порядке?

— Нет. Ты нужен ей. Можешь прийти?

Не ответив, я кидаю трубку и выбираюсь из постели. Быстро надев шорты и футболку, хватаю ключи и несусь вниз по лестнице, а затем бросаюсь через улицу. Зои уже ждет меня у двери.

— В чем дело? Ты до усрачки меня напугала. — Резко провожу рукой по волосам, возясь с ключами.

— Она наверху. Я вернулась с работы чуть более часа назад и сразу отключилась, но проснулась от ее криков. У нее истерика. Скорее всего, ей приснился плохой сон, но она ничего мне не рассказывает. Только говорит сама с собой, чем очень пугает меня.

Зои никогда не трусит, но морщинки вокруг ее глаз и то, как она заламывает руки, сводят меня с ума. Я нежно касаюсь ее руки, затем через две ступеньки поднимаюсь по лестнице и открываю дверь в комнату Эви.

— Иисусе.

Эви раскачивается из стороны в сторону на кровати, по ее щекам текут слезы. Она что-то бормочет, глядя на свои дрожащие руки, но ее голос настолько напряжен, что я не могу разобрать ни слова. Подхожу к ней и сажусь на кровать. Матрас прогибается, но она не замечает моего присутствия. Ее кожа бледна, глаза остекленевшие, губы дрожат. Моя грудь сжимается. Я цепенею при виде этого зрелища.

Сразу беру ее руки в свои, пытаясь успокоить в них дрожь. Ее кожа липкая и холодная, и я нежно сжимаю ее, подавая едва различимый признак своего присутствия. Когда девушка не реагирует, я отпускаю руки и мягко говорю, всматриваясь в ее лицо:

— Эви, это я, Дилан. Я здесь. Все в порядке, — повторяю ей эти слова снова и снова. Большими пальцами я медленно ласкаю ее щеки, вытирая слезы и пытаясь успокоить ее.

Она лихорадочно качает головой, взгляд мечется по комнате.

— Т-там кровь. Т-там слишком много крови. Она п-повсюду... Н-нет... Пожалуйста, нет...

Притянув к себе, я удерживаю ее в своих объятиях. Девушка дрожит, пот капает с ее кожи.

— Тсс… Эви… Тсс… Тебе приснился плохой сон. Я здесь, милая, — шепчу ей. — Ты в безопасности.

Спустя несколько минут спокойных покачиваний ее рыдания переходят в обычный плач.

— Дилан?

—

Да, я здесь. Я никуда не денусь.

— О, Дилан. — Эви утыкается носом в мою шею, продолжая плакать. — Кровь… и… стекло… сирены. Они так громко выли. Я так испугалась.

Нежно глажу ее по волосам.

— Знаю, что испугалась, Эви. Я знаю. Теперь все в порядке... Тсс... Я здесь... И ты в безопасности.

Она крепко прижимается ко мне, обхватив меня за талию и расположив голову под моим подбородком. Мы не двигаемся в течение нескольких минут, но затем девушка отстраняется. Ее глаза наполнены болью и такой грустью, что это почти разрывает меня пополам.

Увидев красное пятно на простыне, я смотрю вниз. Свежие капли крови пропитывают ткань. Я резко отпускаю Эви, осматривая каждый дюйм ее тела, и останавливаюсь на ее ноге.

— Боже, Эви, у тебя течет кровь.

Она смотрит вниз и распахивает глаза. Черты ее лица искажаются от боли, когда она видит кровь, стекающую по бедру.

— Я пыталась оттереть с себя кровь. Кровь моей матери. Она была повсюду.

От вида ее окровавленной кожи мое нутро сжимается, и мысль, которую я всегда старался прогнать, снова проносится в моей голове — она могла умереть в ту ночь.

— Я сейчас вернусь.

Выбежав из комнаты, я направляюсь к шкафу в прихожей, где перебираю гору полотенец в поисках мочалки, затем бросаюсь в ванную, смачиваю ее теплой водой. Я торопливо роюсь в верхнем ящике за зеркалом. Отыскав там мазь и пару пластырей, спешу обратно к Эви.

— С тобой все хорошо, — сохраняю спокойствие в голосе, опускаясь перед ней на колени.

Девушка вздрагивает, когда я протираю мочалкой раны на ее бедре. Не представляю, насколько плохо все было, если она начала царапать свою плоть. Очистив раны, маленькими круговыми движениями я наношу на них крем, а потом наклеиваю сверху пластырь.

— Можешь рассказать, что случилось? — Я удерживаю взгляд Эви, продолжая успокаивать ее. Пальцем скольжу по ее щеке, все еще холодной на ощупь.

— Я видела их... Они... лежали на дороге... Везде была кровь. Их руки и ноги были изувечены. — Она сглатывает. — Я лежала на груди моей матери. Я била по ней, умоляя ее открыть глаза, но она этого не сделала. Ничего не вышло. Ее сердце не билось. Я хотела, чтобы у меня получилось заставить его работать, Дилан. Мне необходимо, чтобы они жили.

По ее щекам текут слезы, и я их вытираю.

— Я знаю, Эви. Знаю. — Прислонившись лбом к ее лбу, запускаю руки в ее волосы и ритмично массирую кожу. Закрываю глаза, мысленно желая, чтобы прошлое изменилось. Чтобы ее родители вернулись. — Я тоже этого хочу. Я очень хочу этого для тебя. — Нежно поцеловав ее в лоб, прижимаю губы к ее коже, чтобы она чувствовала, что я здесь и никуда не уйду.

— Ты останешься со мной? — спрашивает она с мокрым от слез лицом, тяжело дыша в мою шею.

— Конечно. Я останусь с тобой так долго, сколько захочешь, — говорю ей, отстраняясь, чтобы снять обувь.