Любовь к трем ананасам
Шрифт:
Ашот, многоюродный брат Жанны, был молодой человек со странностями.
Главной его странностью было то, что он боготворил свою дальнюю родственницу Жанну Ташьян и считал ее необыкновенной, единственной в своем роде и неповторимой. На нечастых семейных сборищах он не сводил с нее глаз и тихо вздыхал. Ни на что большее Ашот не решался, справедливо полагая, что такую необыкновенную женщину вряд ли может увлечь застенчивый рыжий мужчина без денег и перспектив, да еще и младше ее лет на восемь.
Собственная личная жизнь у Ашота не
В свое время под давлением родственников он поступил в педагогический институт. Не то чтобы у него была склонность к педагогике: детей он вообще не выносил. Просто этот институт был ближе всего расположен к его дому, и приемная комиссия очень благосклонно отнеслась к единственному молодому человеку в компании девиц. Однако учеба на дневном отделении была Ашоту явно не под силу, и он перевелся на вечернее, а потом на заочное. Но даже там нужно было сдавать экзамены, и после третьего курса Ашот благополучно вылетел из института.
Армия ему не грозила, поскольку он являлся счастливым обладателем какого-то особо сложного двухстороннего плоскостопия, и Ашот, вылетев из вуза, облегченно вздохнул. Он вообразил, что теперь можно будет заниматься любимым делом: лежать на диване, разглядывать потолок и грезить об обожаемой и несравненной Жанне Георгиевне.
Но не тут-то было: родственники собрались на семейный совет, постановили, что Ашота нужно спасать, и несгибаемая Беатриче Левоновна, у которой было полгорода знакомых, нашла ему место учителя труда в школе.
Однако как уже было сказано, Ашот не выносил детей. Кроме того, руки у него росли не из того места, из какого они растут у всех остальных людей, а из… ну, вы понимаете откуда.
Когда под руководством Ашота ученики 7 «Б» класса изготовили табуретку, у которой три ножки были снизу, а четвертая – сверху, директор школы предложил злополучному трудовику расстаться.
Ашот не возражал. Больше того, он в очередной раз вздохнул с облегчением.
Правда, работа в школе не прошла для него бесследно: там он как-то между делом успел обзавестись женой. Конечно, его трудно было назвать завидным женихом, но в школе, кроме него, не было вообще никаких женихов, и молодая учительница географии Лена решила, что стоит попытать счастья. В конце концов, подумала она, лучше хоть какой-то муж, чем никакого.
Разочаровалась она очень быстро. Не прошло и года со дня свадьбы, как она поняла, что лучше уж никакого мужа, чем такой, как Ашот.
Однако она здраво рассудила, что год мучений должен принести хоть какой-то осязаемый результат, и ловким финтом отсудила у Ашота его неплохую однокомнатную квартирку в центре города.
Родственники опять собрались на семейный совет, снова постановили, что Ашота надо спасать, выменяли ему комнату в дремучей коммуналке и пристроили на хорошую, с их точки зрения, работу – оценщиком в городском ломбарде.
Работа эта была, может быть, и хорошая, но Ашоту она не слишком подходила: во-первых, нужно было туда постоянно ходить, что отвлекало от любимого занятия, а во-вторых, приходилось иметь дело с материальными ценностями.
После того как Ашот принял в залог под видом произведения искусства цветной календарь с портретом Филиппа Киркорова, а также выплатил крупную ссуду под залог деревянного пасхального яйца (владелец убедил его, что это – яйцо Фаберже), хозяин ломбарда предложил ему расстаться. Предварительно, конечно, погасив долги.
Родственники снова собрались на совет, с трудом наскребли требуемую сумму и устроили Ашота на новую работу: распространять по офисам коммерческих фирм канцелярские товары.
У этой работы имелись определенные преимущества: свободный график и доход с выработки. Сколько продашь бумаги и канцелярских принадлежностей, столько и заработаешь.
Некоторое время Ашот бегал по небольшим офисам с сумкой на колесиках, набитой бумагой для ксерокса, скотчем, ежедневниками и скоросшивателями, но вскоре это занятие ему надоело, и он начал давать сбои. Заказчики были этим явно недовольны и нашли себе другого поставщика. Ускорила этот процесс досадная ошибка Ашота, который принес в одну из фирм вместо заказанной замазки для исправления опечаток в тексте ярко-малиновый лак для ногтей, а вместо двадцати рулонов бумаги для факса такое же количество первоклассной туалетной бумаги.
Беатриче Левоновна еще раз напряглась, подняла все свои связи и устроила Ашота агентом страховой компании.
Эта работа подходила Ашоту, как никакая другая: можно было вообще не появляться на службе, отговариваясь тем, что ищешь клиентов.
Клиентов же он искал на самом своем любимом месте: на собственном диване, разглядывая потолок и повторяя вполголоса: «Жанна Георгиевна – это такая женщина! Это удивительная женщина!»
Понимая, что сам он не может рассчитывать на успех у своей прекрасной кузины, Ашот всей душой желал, чтобы звезда его очей нашла счастье с другим человеком – достойным, положительным и обеспеченным.
Однако все те мужчины, которые возникали на Жаннином горизонте, никак не подходили под эти параметры. То есть обеспеченные среди них попадались, другие к Жанне не приближались и на пушечный выстрел, но вот достойными и положительными Ашот не мог признать ни одного из претендентов.
Так и сейчас, этот старый напыщенный павлин, приехавший из Америки, этот лысый потертый павиан Ованес Степанович, вокруг которого беззастенчиво увивалась мать Жанны, явно был совершенно недостоин такого сокровища, как Жанна Георгиевна Ташьян.
Конечно, он очень богат, и это богатство застилает глаза всем окружающим, той же Беатриче Левоновне, но только не ему, Ашоту. Ашот видит этого американского орангутанга насквозь.
Взять хотя бы то, как он вульгарно ухлестывал за этой ужасной особой, Жанниной подругой Катериной. И это в присутствии такого бриллианта, как Жанна!
Вообще Жанна Георгиевна, по мнению Ашота, совершенно не разбиралась в людях. Она не умела выбирать ни мужчин, ни подруг.
Ашот не сомневался, что только он может помочь Жанне, и он должен это сделать, должен раскрыть ей глаза на подлинную сущность окружающих ее бессовестных людей.