Любовь… любовь?
Шрифт:
— Что, очень занят? — спрашивает тогда она.
Я изо всех сил стараюсь изобразить великую занятость, надеясь, что она поймет и оставит меня одного.
— Дел с машиной всегда хватает, если смотреть за ней как следует, — говорю я.
Но она все равно не отходит, хоть я и ответил ей коротко и сухо. Куда там: она вдруг плюхается на колени позади меня и, стараясь уместиться на свободном кусочке мата, придвигается так близко ко мне, что утыкается своим пышным бюстом прямо мне в плечо, точно накрывает его большой мягкой подушкой.
— А что же ты с ним делаешь? — спрашивает
— М-м, — изрекаю я, приготавливаясь к тому, что придется отвечать на кучу дурацких вопросов, — проверяю переднее колесо. Ни к чему это будет, если оно вдруг начнет вихлять на ходу, понимаешь?
— Вот ведь какой ты умный — столько всего знаешь про мотоциклы, — говорит она, и у меня вдруг мелькает мысль: уж не подлизывается ли она ко мне. Только нет: слишком она для этого глупа.
— Ну, не знаю. Когда у тебя уже есть машина, хочешь не хочешь, понемножку начинаешь кумекать в ней.
Она вся как затрясется и этим своим пышным бюстом как заелозит по моему плечу. Сама не знает, что делает. Ну и здорова же она — под стать иному верзиле. Кое-кого из моих знакомых ребят это наверняка навело бы на разные мысли. Но только не меня. На меня это никак не действует — разве только стесняет. Я как раз надел новую пару туфель, и левую ногу у меня точно иголками колет. Но я и шевельнуться не могу из-за этой Зельмы, а то мы с ней оба грохнемся.
Она еще раз потряслась и вдруг встала, так что я чуть кувырком не полетел. А когда я выпрямился, то первым делом вытянул ногу и пошевелил пальцами в туфле.
— Мы тут вот о чем подумали, — говорит Зельма, — не одолжишь ли ты нам свой транзистор. Мама хочет поехать на пикник, а отец непременно хочет слушать матч по радио.
Это дело серьезное. Тут надо ухо держать востро.
— Ну, м-м-м, не знаю… — Я поднимаюсь на ноги, вытираю шею носовым платком, а сам усиленно думаю, какой бы изобрести предлог, чтобы сказать «нет». Я всегда очень бережно отношусь к своим вещам.
— О, мы будем с ним очень осторожны, — говорит Зельма. — Все дело в отце — он уперся насчет этого своего крикета, а мама не хочет ехать без него.
Я знаю старика Бейнза и его любовь к спорту. Это единственное, где мамаша Бейнз не властна над ним.
Зельма видит, что мне вовсе не нравится идея насчет транзистора, и говорит:
— А почему бы тебе не поехать с нами? Тогда ты бы сам смотрел за своим транзистором! Мы поедем в Колыбельный лес. Там сегодня будет чудо как хорошо.
Да знаю я, что там будет хорошо. Я сам думал махануть в ту сторону, когда налажу мотоцикл. Но такая поездка вовсе меня не устраивает. Живу я у Бейнзов недавно и все это время старался не слишком сближаться с ними. Когда ты с людьми на короткой ноге, рано или поздно начинаются неприятности. Я думаю, мир был бы куда лучше, если б каждый знал только себя и занимался своим делом.
Но я вижу, у Зельмы появилось такое выражение, как у ребенка, которому хочется в зоопарк.
— Понимаешь, у меня было совсем другое на уме, — говорю я, все еще пытаясь как-нибудь отвязаться от нее. — Я хотел почистить мотоцикл.
— Почистить! — говорит она. — Да он же совсем чистый. Посмотри, как он сверкает!
— Это только с виду, — говорю я. — А на самом деле на нем уйма грязи — только в таких местах, где не видно.
— Но ведь его можно и потом почистить, правда? Неужели упускать такую чудную погоду?
Я вовсе не собирался ее упускать, у меня была задумана премилая поездочка. Но эта девчонка загнала меня в угол. Вот так оно и бывает: пришпилят тебя и не выберешься. Я уже представляю себе, как обидится мамаша Бейнз, если я не одолжу им транзистора, а я вовсе не хочу, чтобы она обижалась. Пойдут неприятности. А я люблю тихую жизнь. И потому сдаюсь.
— Ну ладно, так и быть, поеду. Когда же вы трогаетесь в путь?
Лицо у Зельмы засветилось, точно елка зажглась.
— Да часа в три, я думаю, — говорит она. — Я им сейчас скажу…
Тут взгляд ее стекленеет, она смотрит на что-то, находящееся позади меня, и забывает докончить фразу.
— Ты только погляди на Лотти Шарп.
Я оборачиваюсь, смотрю: по соседнему двору идет девица, этакая вертлявая тоненькая штучка, вся в нейлоне, на высоких каблучках и даже в смешной маленькой шляпке.
— Как бы я хотела так выглядеть, — говорит Зельма очень тихо и даже как-то грустно, и я понимаю, что она говорит это себе, а не мне.
Я смотрю на нее — она стоит со мной рядом, почти такая же большая, как я, и лицо у нее как пудинг, смазанный салом. Я понимаю, почему она так говорит, но молчу.
— В будущем месяце Лотти замуж выходит.
Вот оно — все они одинаковы. Выскочить замуж, а потом пускать по ветру мужнины денежки — только об этом они и думают. Я ничего не говорю.
Зельма провожает глазами Лотти, пока та не заворачивает за угол и не входит в дом; тогда она глубоко вздыхает, очень глубоко.
— Ну, пойду скажу, чтоб они были вовремя готовы.
Она пересекает двор. Короткие брюки плотно обтягивают ее толстый зад, и я вижу красные пятна у нее под коленками.
Хватит на сегодня, решаю я, и собираю свой инструмент.
Мы шагаем по улице к автобусной остановке. Мамаша Бейнз, в белых парадных туфлях, идет впереди, неся в клетчатой сумке бутерброды. Старик Бейнз, в новой кепке и спортивной рубашке, вышагивает с ней рядом, посасывая трубку и не говоря ни слова. Я иду сзади вместе Зельмой и несу транзистор. Зельма переоделась в тонкое бумажное платье, такое же короткое и узкое, как и брюки, которые были на ней утром. Интересно, есть у нее вещи, которые не выглядели бы так, точно она выросла из них? Время от времени я поглядываю на свои новые туфли. Они светло-коричневые, длинноносые. Я уже несколько недель пялил на них глаза и еще на одни — с каучуковой подошвой в дюйм толщиной — и все никак не мог решить, на которых остановить свой выбор. Ну эти, конечно, наряднее — потрясная пара. Со временем, когда с них сойдет новизна, они станут еще лучше. Тут они вдруг начали поскрипывать — в какой-то момент Зельма посмотрела на них и хихикнула. Я бросаю на нее злой взгляд и делаю шаг в сторону — так, чтобы не выглядело, будто я с ними, и точно ненормальный все думаю о том, чтобы нам не налететь на кого-нибудь с завода.