Любовь на фоне кур

Вудхаус Пелам Гренвилл

Как-то раз в дни нашего учительства, вспомнилось мне, когда гинеи, хотя и поступали регулярно, все-таки были редкостью, ему потребовалось подновить свой гардероб. Если память мне не изменяет, он полагал, что может занять доходный пост репетитора и нуждается только в хорошем костюме, чтобы закрепить его за собой. Он взял четыре фунта своего жалованья авансом — у него вообще была такая привычка, и в конце семестра от его жалованья не оставалось ничего — все успевало исчезнуть в пучине авансов. На эти четыре фунта он намеревался купить два костюма, шляпу, новые штиблеты и воротнички. Когда же он приступил к покупкам, то немедля обнаружил, что с присущим ему оптимизмом сильно преувеличил покупательную способность четырех фунтов. В

тот момент, вспомнил я, способ, с помощью которого он вышел из положения, показался мне забавным. Он купил шляпу за три шиллинга шесть пенсов, а костюмы и штиблеты приобрел в рассрочку, уплатив мизерные суммы в залог будущих поступлений. Затем один костюм он заложил, чтобы покрыть первые несколько взносов, и в завершение удалился, чтобы более не возвращаться. Адрес, который он указал — с вымышленной фамилией, — был адресом пустующего дома, и когда портной явился туда в сопровождении служителей закона, то обнаружил лишь рассерженного сторожа и кучу конвертов, надписанных им самим и содержащих его счета на различных стадиях эволюции.

И еще. Неподалеку от школы был магазин велосипедов и фотографических принадлежностей. Он зашел туда в один прекрасный день, и его рыскающие глаза остановились на тандеме (велосипеде для двоих). Ему не был нужен велосипед для двоих, но это никак на него не повлияло. Он заказал его предварительно. Кроме того он заказал увеличитель, «Кодак» и «волшебный фонарь». Заказ был занесен в книгу, и покупки должны были быть доставлены, когда он примет относительно них окончательное решение. Неделю спустя хозяин магазина прислал с нарочным вопрос, нет ли еще каких-нибудь подробностей, которые мистер Укридж пожелал бы узнать, чтобы принять окончательное решение. Мистер Укридж отправил ответ, что он еще размышляет, но пока не будет ли владелец магазина столь любезен и не пришлет ли ему выставленного в витрине заводного человечка, который марширует, если его завести. Получив человечка и не уплатив за него, Укридж решил, что был достаточно щедр с владельцем магазина велосипедов и фотографических товаров и все счеты между ними в ажуре. Несколько дней спустя владелец встретился с ним и начал жалобно протестовать. Укридж не отказал ему в объяснении. «Любезнейший, — сказал он, — знаете, по моему мнению, нам больше незачем обсуждать это дело. Собственно говоря, оно завершилось для вас превосходно. Послушайте, что вы предпочли бы? Чтобы вам не уплатили за заводного человечка, который, кстати, сломался, и вы можете забрать его, или за тандем (велосипед для двоих), увеличитель, „Кодак“ и „волшебный фонарь“?» Его построения оказались слишком тонкими для невежественного ума, и владелец магазина ретировался в недоумении и без денег, а Укридж сохранил заводную игрушку.

Глава XXII

БУРЯ РАЗРАЖАЕТСЯ

К моему удивлению, следующее утро прошло без всяких неожиданностей. Наш дверной молоток не возвестил о появлении хотя бы одного кредитора. Нашу траву не истоптали подбитые гвоздями сапоги. После полудня я пришел к выводу, что ожидаемая Беда уже не даст о себе знать — по крайней мере до следующего утра, и подумал, что смогу спокойно покинуть ферму и отправиться изъявить свое почтение профессору. Когда я пришел, профессора в доме не оказалось в отличие от Филлис, так что уже наступал вечер, когда я отправился назад на ферму.

Когда я приблизился к воротам, в уши мне ударил нестройный хор голосов.

Я остановился. И услышал, как что-то говорит Бийл. Затем раздался сочный бас Викерса, мясника. Снова Бийл. Затем Доулиш, бакалейщик. Снова хор.

Буря разразилась. В мое отсутствие.

Я покраснел от стыда за себя. Я был оставлен командующим и покинул форт, когда был там необходим. Что должен думать обо мне Наемный Служитель? Скорее всего он поместил меня, как и Укриджа, в непотребные ряды Тех, Кто Смывается.

К счастью, я возвращался от профессора и был в самом впечатляющем костюме

из всего моего гардероба. Случайный наблюдатель вполне мог бы принять меня за воплощение богатства и респектабельности. Я остановился на секунду, чтобы охладиться; я ведь шагал очень быстро, как у меня в привычке, когда жизнь мне улыбается. Затем открыл калитку и вошел, по мере сил стараясь выглядеть елико возможно кредитоспособным.

Мне открылось крайне оживленное зрелище. Посреди газона стоял лояльный Бийл, чуть более пунцовый, чем мне доводилось видеть его прежде, и вел переговоры с дюжим и возбужденным молодым человеком без пиджака. Вокруг этой пары сгруппировались десятки мужчин — молодых, пожилых и старых. Все они говорили во всю мощь своих легких. Слов я не различал, но заметил, что левая скула Бийла обрела фиолетовый оттенок, а выражение лица было суровым и упрямым. Он тоже был без пиджака.

Мое появление сенсации не вызвало. Видимо, никто не расслышал стук калитки и никто меня вообще не заметил. Все глаза были устремлены на молодого человека и Бийла. Я остался у калитки, тоже уставившись на них.

Видимо, неприятности уже начались. Приглядевшись внимательнее, я увидел, что на траве несколько в стороне сидит второй молодой человек, с головой ушедший в грязный носовой платок, которым он бережно эту голову обтирал. Время от времени молодой человек без пиджака указывал на него негодующим мановением руки и говорил при этом, не переводя дыхания. Чтобы разобраться, что было к чему, не требовалось сверхъестественной наблюдательности. Бийл скорее всего повздорил прежде с молодым человеком, сидящим на траве, и сразил его. И теперь друг последнего выступал вместо него.

«А вот это, — сказал я себе, — очень даже интересно. Здесь, на этой нашей куриной ферме, в нашем распоряжении есть только три способа разделываться с кредиторами, и Бийл, совершенно очевидно, показал себя верным сторонником способа с применением насилия. Укридж — Апостол Ускользаний. Я же испытаю Умасливание. Интересно будет установить, кто из нас преуспеет больше».

Ну, а пока, дабы не помешать эксперименту Бийла, подрезав ему крылья, я не дал знать о моем присутствии и остался стоять у калитки просто как заинтригованный зритель.

Тем временем в ситуации наметился прогресс. Жесты молодого человека стали еще более энергичными. Упрямое выражение на лице Бийла усугубилось. Замечания публики обрели новую остроту и сочность.

— За что ты ему вдарил?

Этот вопрос через каждые тридцать секунд задавал в одних и тех же словах и одним и тем же тоном тихого торжества щуплый человечек в костюме цвета нюхательного табака с фиолетовым галстуком. Никто ему не отвечал и как будто бы даже не слушал, но он всякий раз явно думал, что одержал верх и загнал противника в угол.

Раздавались и другие голоса:

— Дай ему, Чарли! Валяй! Врежь ему!

— Мы обратимся к закону.

— Валяй, Чарли!

Раскрасневшись от поддержки многоголовой, Чарли перешел от угроз к действиям. Его правый кулак внезапно описал крутую дугу. Но Бийл был начеку. Он резко наклонился, и в следующий миг Чарли уже сидел на траве рядом со своим поверженным другом. Вокруг ринга воцарилось безмолвие, лишь человечек с фиолетовым галстуком повторял свою магическую формулу в гордом одиночестве.

Я выступил вперед. Мне представлялось, что наступил момент для Умасливания. Чарли старался подняться с травы, видимо в чаянии второго раунда, и Бийл вновь встал в позицию. Еще пять минут, и про Умасливание придется забыть.

— Что тут происходит? — сказал я.

Пожалуй, тут следует упомянуть, что я не намерен потчевать читателя местным диалектом. Раз уж он терпел мою повесть до сих пор, я вижу в нем друга и чувствую, что он достоин снисхождения. Возможно, я недостаточно подчеркивал этот факт на предыдущих страницах, тем не менее заявляю, что у меня есть совесть. И ни единая местная словесная загогулина читателям не угрожает.