Любовь на полях гнева
Шрифт:
– Убийцы! – громко завопил нотариус.
– Вы можете называть их как угодно, – продолжал Юз уже спокойнее. – Но какой от этого толк? Если мы не можем выйти из дома, чтобы не нажить дуэли, это значит, что мы совершенно беспомощны. Все наши вожаки будут перебиты.
– Народ отомстит за них! – напыщенно заговорил нотариус.
Капитан презрительно пожал плечами:
– Благодарю вас покорно. Это весьма утешительно.
– В настоящее время, – вмешался в разговор отец Бенедикт, – уяснить надо только одно. Вы сказали, что некоторые члены комитета не военные люди. Для чего же нам устраивать битвы и играть на руку своим противникам?
– Вы правы, – откровенно отвечал Юз, обводя глазами присутствующих. – Зачем нам сражаться? Я, по крайней мере, не склонен к этому, что я уже и доказал.
Воцарилось молчание. Все с сомнением поглядывали друг на Друга.
– В самом деле, для чего вооруженная борьба? – заговорил опять капитан. – Тут не игра, а дело. А делать его будут уже не простые дворяне; а, так сказать, солдаты под общей командой.
– Да, да, – поспешно проговорил я, чувствуя, что все взгляды устремились на меня. – Но нам, дворянам, трудно отказаться от некоторых, с детства усвоенных, идей. Если мы не будем защищать себя от оскорблений, то спустимся до уровня животных…
– Не сомневайтесь! – вдруг закричал Бютон. – Народ никогда не допустит оскорблений.
– Не допустит, не допустит! – закричали другие, и вся комната наполнилась гулом.
– Ну, надеюсь, все предупреждены, – сказал наконец капитан. – И если теперь кто-то легкомысленно примет вызов, то пусть он помнит, что сыграл на руку своим врагам. Что касается меня, – добавил он сухо рассмеявшись, – то они могут даже пройтись по мне палкой, но я не приму их вызова. Мы поняли их игру!
XII. Дуэль
Я уже говорил, как тяжело подействовало на меня все это. С неприятным чувством посматривал я на заостренные черты нотариуса, на жирную улыбку лавочника и на грубую физиономию Бютона. Мне было тяжело, что я оказался на одном уровне с этими людьми, с их грубой резкостью с одной стороны, и угодливостью с другой.
К счастью, заседание продолжалось недолго. Прения заняли еще с полчаса, и собрание стало расходиться. Несколько человек остались, чтобы заняться делами, о которых шла речь, и в числе этих нескольких был я. Отведя отца Бенедикта в сторону и стараясь не показать ему охватившего меня отчаяния, я осведомился, не произошло ли еще где-нибудь погромов.
– Нет, – отвечал он, незаметно пожимая мне руку. – Комитет сыграл большую роль, надеюсь. – И с откровенностью, показывающей, что он легко читает мои мысли, кюре продолжал: – Только помогите нам поддержать спокойствие. Дайте нам сделать все, что в наших силах. Нам предстоят испытания гораздо более серьезные, чем я предвидел. Дайте нам только зацепиться.
В это время в комнату с шумом вошел капитан Юз. Его возвращение было внезапно, и все сидевшие за столом вскочили со своих мест.
Лицо капитана раскраснелось, глаза горели гневом. Нотариус, сидевший ближе всех к двери, почему-то вдруг побледнел и, запинаясь, начал было расспрашивать Юза, но тот только бросил на него презрительный взгляд и подошел прямо ко мне.
– Вы джентльмен, виконт, – громко заговорил он, в спешке глотая слова. – Вы меня поймете. Мне нужна ваша помощь.
Взглянув на него, я быстро сказал:
– К вашим услугам. Но в чем дело?
– Меня оскорбили, – отвечал он, покручивая ус.
– Кто и где?
– На улице. Один из этих франтов! Но я научу его, как шутить со мной. Я, сэр, солдат…
– Позвольте, однако, капитан! – вскричал я, пораженный. – Я понял так, что больше дуэлей быть не должно. Вы же сами говорили, что даже позволите ударить себя палкой!
– Черт побери, что же из этого! – закричал он. – Уж не думаете ли вы, что я не джентльмен оттого, что вместо Франции я служил в Америке?
– Конечно, нет, – отвечал я, сдерживая улыбку. – Но ведь это же значит играть на руку вашим противникам! Минуту назад вы сами говорили это.
– Могу я рассчитывать на вашу помощь, сэр, или нет? – сердито прервал он меня. – Молчите! – крикнул он пытавшемуся вступить с ним в разговор нотариусу. – Что вы в этом поднимаете!
– Тише, капитан, тише, – проговорил я, стараясь успокоить его и предупредить готовую вспыхнуть ссору. – Наш нотариус…
– Я не хочу его знать! Что же, могу я рассчитывать на вас?
– Конечно.
– В таком случае ваша помощь нужна мне сейчас же. Местом встречи назначена площадка позади собора. Я просил бы вас приступить к делу немедленно.
Поняв, что далее говорить с ним бесполезно, вместо ответа я взял свою шляпу. Лавочник, нотариус и еще несколько человек подняли крик и хотели загородить нам дорогу. Но отец Бенедикт продолжал хранить молчание, и мы беспрепятственно спустились вниз и вышли из дома.
На улице стало ясно, что оскорбление капитана и последовавшая за ним ссора совершились при свидетелях. На залитой солнцем площади там и сям виднелись группки мрачных людей, видимо ожидавших, чем кончится дело. Тротуар же был занят исключительно дворянами. Нацепив на себя белые банты, они расхаживали взад и вперед по трое и по четверо, небрежно помахивая своими тростями.
Люди на площади молча смотрели на них, а они делали вид, что не замечают их взглядов. Иногда дворянчики останавливались по нескольку человек, чтобы обменяться парой слов и взять друг у друга из табакерки щепотку табака. Все эти действия имели какой-то надменно-вызывающий вид, чем вполне оправдывали косые взгляды, бросаемые на них.
Нам предстояло пройти меж ними, как сквозь строй солдат. Лицо мое горело от стыда. Многих из них я видел всего два дня назад в доме маркизы де Сент-Алэ, где я на глазах у всех прикрепил себе на грудь белый бант. Теперь же я был в противоположном лагере. Причин моего образа действия они знать не могли, и я видел по их глазам и поджатым губам, что они считали меня изменником. Некоторые из них были в военной форме и с орденом св. Людовика и были мне незнакомы. Эти посматривали на меня вызывающе и нехотя давали мне дорогу.