Любовь на Рейне
Шрифт:
Услышав за спиной голос, женщины вздрогнули и поднялись. Заговорили они почти одновременно.
Ханнхен:
— Ну какая же суматоха от этой собаки — не дает добрым людям поспать!
Вирджиния:
— Он замерз и заскулил, вот мы обе и пришли посмотреть, чем можем ему помочь.
— Ну и как, помогли? — довольно безучастным тоном спросил Ингрэм. Затем он подошел, чтобы взглянуть на спящего щенка, и хотел было пощекотать его нос, полускрытый складками одеяла, но в этот момент Ханнхен неожиданно отдернула корзину.
— Довольно, герр Ингрэм, — решительным тоном произнесла
С этими словами она направилась в сторону судомойни, бормоча себе под нос какой-то бессвязный мотив.
Оставшиеся двое посмотрели друг на друга.
— Вы с Ханнхен, похоже, отчасти наладили отношения между собой? — спросил Ингрэм. — Когда я вошел, вы обе походили на двух сестриц — почитательниц огня во время процедуры торжественного обряда.
Вирджиния застенчиво откинула со лба пряди волос и запахнула на груди халат.
— А может, скорее уж как две ведьмы из «Макбета»?
— Суть остается одна и та же: две женщины-заговорщицы, — прохладным тоном произнес Ингрэм. — Впрочем, нет — настоящая ведьма обязательно должна быть седой, не так ли? Среди них не бывает ни блондинок, ни темных шатенок вроде Ханнхен. — Он шагнул вперед и небрежным жестом поддел пальцем свободный локон ее волос. — Надо бы вам как-нибудь окончательно распустить их, — заметил он. — Зачем прятать в пучке такую красоту?
— Я… — Вирджиния нервно дернула головой, и рука его опала. — Мне так лучше.
— Лучше, чем что?
— Просто — лучше, — кротко повторила она. — Я всегда собираю волосы в пучок. При такой длине носить их распущенными… это больше подходит для подростков.
— А может, для Лорелеи [5] ? Хотя для этого, возразите вы, вам необходимо быть прочной как камень, иметь перламутровую расческу и отменного пловца в роли любовника. — Он повернулся к Ханнхен, которая опять возвращалась к ним. — Ну как, все тихо на судомоечном фронте? Можем мы наконец спокойно улечься в свои постели?
5
Лорелея — персонаж немецкого фольклора.
Служанка с шумом захлопнула дверцу печки.
— Вы — можете. Фрейлейн тоже может. А мне придется присмотреть вот за этим. Если огонь и дальше будет так полыхать, уголь еще до утра весь выгорит.
— А кто его так распалил? И зачем? — Ингрэм взял у нее из руки кочергу и склонился над печкой. — Оставьте как есть, я сам обо всем позабочусь. Спокойной ночи вам обеим.
Оказавшись у себя в комнате и начав снимать халат, она ненадолго задержала руку под волосами, чуть приподняв их на затылке, а затем отпустив в тщетной попытке заново пережить то же ощущение, которое она испытала при легком прикосновении руки Ингрэма.
Но почему этот весьма фривольный жест, который она едва ли позволяла какому-либо другому мужчине, вызвал у нее такую сладостную дрожь? Несмотря на то, что ей было отнюдь не холодно, Вирджиния почувствовала легкий озноб, одновременно досадуя на себя за то, что поддалась этому сиюминутному капризу, который применительно к ним двоим был абсолютно лишен какого бы то ни было смысла. Осознавал ли Ингрэм… Ведь если разобраться, то кто угодно, но только не Ингрэм захотел бы общаться с… Ирмой. Нет-нет, она даже в мыслях не станет связывать Ирму и Ингрэма друг с другом. Возможно ли такое, чтобы у этой пары было между собой что-то общее? Абсолютно ничего — за исключением разве лишь того, что стоит Ирме чего-то захотеть или скомандовать, как он тут же подчиняется. А это, в свою очередь, означало… Впрочем, как подсказал Вирджинии этот сиюминутный порыв откровения, ей отнюдь не хотелось знать, что именно это означало.
Поутру пришел Альбрехт и, несомненно под воздействием соответствующего внушения со стороны супруги, извинился за причиненное его щенком ночное беспокойство.
— Ничего, все в порядке, — успокоила его Вирджиния. — Появление в доме нового щенка или котенка на некоторое время всегда оборачивается круглосуточной суматохой.
— Да уж, и в самом деле, — уныло согласился Альбрехт. — Но в этом-то, фрейлейн, и заключается вся проблема. Ханнхен спрашивает, как же я смогу заниматься своим основным делом, если мне придется быть и нянькой, и слугой, и привратником, и одновременно партнером Дрозда по играм. И, дескать, если я рассчитываю на то, что у нее найдется время и терпение заниматься этим, то…
— То почему бы вам не доказать ей ее неправоту в данном вопросе? — прервала его Вирджиния, подчиняясь внезапно возникшей мысли.
Альбрехт сокрушенно покачал головой.
— Вы сказали «неправоту», фрейлейн? Да бывало ли когда такое, чтобы всем недовольная женщина оказывалась неправой?
— Возможно, и нет. Но я бы все равно посоветовала вам попробовать, — посоветовала ему Вирджиния. — Поначалу скажите ей, что она полностью права — у вас действительно нет на это времени. А потом как бы предложите ей взять на себя наиболее приятную часть забот о щенке, например, поиграть с ним или выгулять его, когда понадобится, и посмотрите, что из этого получится.
— Я и так знаю, что она мне на это скажет, — скорбным тоном промолвил Альбрехт.
— А вот в этом-то я как раз и не уверена. Во всяком случае, попробуйте.
Альбрехт снова покачал головой.
— Все равно ничего путного из этого не выйдет.
«Так уж ли он оказался прав?» — подумала Вирджиния, когда во второй половине того же дня ненадолго выглянуло солнце и Ханнхен появилась во внутреннем дворике позади дома, вооруженная мячиком и тряпкой для мытья посуды — сменными игрушками для щенка. Глядя на них в окно, Вирджиния даже не расслышала, как сзади к ней подошел Ингрэм.
— Судя по всему, операция «Дрозд» развивается по намеченному плану, не так ли? — спросил он из-за ее плеча.
— Даже и не знаю, что вам сказать, но мысленно стучу по дереву.
Вирджиния обернулась, глянула на него снизу вверх, улыбнулась и постучала суставами пальцев по подоконнику.
— Отлично. Кстати, почему вы так редко это делаете?
— Что именно?
— Улыбаетесь, не имея при этом никакой задней мысли, — проговорил Ингрэм.