Любовь не кончается: Джулитта

Чедвик Элизабет

Бенедикт услышал, как за спиной зашуршала солома. Джулитта подошла поближе и потрепала мерина по холке.

— Она хочет превратить меня в точное подобие Жизели. Хочет, чтобы я заперлась в комнате и всю жизнь просидела там, думая только об иголках, нитках и шитье. А я чувствую себя там как в темнице.

— Между прочим, Жизель думает не только о шитье, — попытался защитить невесту Бенедикт. — Возможно, ты просто не хочешь видеть в ней хорошее.

Джулитта покраснела.

— Она меня тоже не любит.

— Но ведь и ты ее не жалуешь, — заметил Бенедикт,

беря Сайли под уздцы. — Лично я считаю, что каждая из вас должна отдавать друг другу должное.

Девочка подошла к привязанной у сарая невысокой гнедой кобыле и поставила ногу в стремя.

— А ты никогда не подумывал о священном сане, Бенедикт? — съязвила она.

Бенедикт рассмеялся.

— И стать мучеником? Ну уж нет!

Бок о бок они выехали со двора Рольф погнал в Винчестер трех молодых кобыл для постоянного покупателя, а Моджер вернулся в Нормандию, поэтому ответственность за табуны вот уже три дня лежала на Бенедикте. С шестнадцати лет привыкший к работе с лошадьми, уравновешенный и рассудительный, он успевал приглядывать за всем.

Молодой человек искоса поглядывал на профиль Джулитты, любуясь изящным изгибом скул и чувственной припухлостью губ. Бенедикт хорошо понимал, почему Жизель невзлюбила сводную сестру. Причиной была жгучая и безоглядная зависть. Жизель осознавала, что ее привлекательность тускнеет на фоне яркой, броской красоты Джулитты. Все мужчины, не исключая и самого Бенедикта, смотрели на нее так, как никогда не смотрели на Жизель. А ведь Джулитте еще не исполнилось и пятнадцати. О, Господи милосердный, лучше об этом не думать!

Перехватив взгляд Бенедикта, Джулитта посмотрела на него своими огромными, синими как морская вода, глазами.

— Кстати, — она задорно тряхнула головой, — я научилась время от времени уходить из замка так, чтобы при этом не сердить леди Арлетт.

— И как же?

— Я занялась пчелами. А ульи стоят на лугу, и Арлетт никогда не ходит туда. Она любит мед, но терпеть не может пчел. При виде травы и цветов она начинает чихать, и ее лицо покрывается красными пятнами.

Бенедикт поджал губы, с трудом удерживаясь от искушения поддразнить спутницу.

— Если пчелы нужны тебе только для того, чтобы время от времени убегать из замка, то смотри: если ты охладеешь и забросишь их, пчелам не сдобровать, — предупредил он.

— О, не будь таким чопорным, — с усмешкой откликнулась Джулитта.. — Мне и в самом деле нравится возиться с пчелами и ульями. Между прочим, знаешь ли ты о том, что рабочая пчела вырастает из личинки за три недели?

Бенедикт покачал головой.

— Все, что я знаю о пчелах, — это то, что они делают мед и что он весьма приятен на вкус. А если намазать его на ломоть только что испеченного хлеба… При одном упоминании об этом у меня слюнки текут. Твоя мать угощала меня сотовым медом, когда я с родителями приезжал в Улвертон. Но это было очень редко.

— Да, мама тоже любила пчел, — как-то отчужденно проговорила Джулитта. — Обычно она рассказывала им о всех важных событиях, происходящих в замке.

— Но зачем?

—

Разумеется, для того, чтобы они не улетели! — ответила девочка, пораженная недогадливостью собеседника. — Если забыть сообщить им о том, что кто-то умер, женился или родился, они смертельно обидятся и покинут улей.

Бенедикт недоверчиво хмыкнул.

— Так, по крайней мере, говорит старая легенда. — Джулитта небрежным жестом откинула волосы с плеч. — Конечно, они могут улететь и потому, что матка постарела, или потому, что в улье стало слишком тесно. В любом случае, иной раз с ними нужно переброситься словечком-другим. Они не сплетницы. Им я без оглядки могу сказать, что думаю о ком-либо: они не хмурятся и не читают мне проповедей по поводу того, как себя вести.

— Полагаю, именно они научили тебя искусству больно и неожиданно жалить, — с легкой усмешкой обронил Бенедикт.

Девочка обиженно сморщила свой красивый носик.

— Они умирают сразу после того, как кого-нибудь ужалят, — ответила она, помолчав. — А иногда они запутываются в паутине или колючках и погибают, так и не сумев высвободиться.

В этот момент их взглядам предстала изумительная картина: на покрытом сочной густой зеленью, залитом солнцем лугу мирно пасся табун боевых коней. Кобылы, жеребята и годовалые жеребцы топтались бок о бок под присмотром огромного серебристо-серого скакуна, наследника славного Слипнира.

По мере того как они объезжали табун, Бенедикт показывал Джулитте коней, которых планировалось оставить на развод в Улвертоне, и тех, что были предназначены для продажи. Джулитта мигом забыла об обидах и на лету ловила каждое его слово. Ее глаза горели от любопытства.

— Именно так я и собираюсь поступить с табуном, — увлеченно продолжал Бенедикт, делясь самым сокровенным. — Я хочу влить в его жилы горячую кровь знаменитых иберийских скакунов, у которых словно огонь горит в копытах. О, эти лошади даже и без того великолепны! Дойди хоть до самой Испании, лучше не найдешь. Но я хочу, чтобы имя Бриз-сюр-Рисл засияло еще ярче и затмило своей славой всех. Но для этого нужно ехать в дальние страны и покупать лошадей у язычников и неверных. Так что в настоящее время это для меня не более чем мечта. Заставить мавра расстаться с лошадью почти невозможно. Если только у нее нет какого-нибудь скрытого дефекта, такого, например, как у коня твоего соседа из Саутуорка. Так что пока я только мечтаю о заморских поездках и делаю все возможное, чтобы как можно лучше зарекомендовать себя в глазах твоего отца.

Густо покраснев, Джулитта покосилась на молодого человека.

— Но рано или поздно ты все равно отправишься в чужие страны, да? — В ожидании ответа она затаила дыхание. — Когда?

— Непременно отправлюсь, — не колеблясь, ответил Бенедикт. — Наверное, тогда, когда научусь у твоего отца всему, что он знает, когда женюсь на Жизели и до конца исполню свой долг перед Бризом, произведя на свет продолжателя рода.

Побледнев, Джулитта резко натянула поводья, развернула кобылу и погнала ее в обратном направлении.