Любовь по-испански
Шрифт:
сентябрем. Такое явление наталкивает на мысль, что жара и солнце следуют за Верой, как
и я.
Я шлю ей сообщение, пока жду такси. Сейчас полдень и ей непривычно слышать
меня в такое время.
Чем занимаешься? — пишу я.
Я уже еду в такси, когда получаю от нее ответ:
Мерси с задротом пришли на ланч, так что я прячусь в своей комнате. Как
ты,
потому что я поняла, что это был всего лишь сон.
Я не смог сдержать появившуюся на моем лице улыбку. Это и чувствовалось, как
сон, учитывая, что этого не должного было происходить, но вот он я, на ее земле, в ее
часовом поясе, под ее солнцем и небом.
Иногда сны становятся явью — пишу ей ответ, закусывая свою губу.
Вера: Я знаю, что это так. Если бы было наоборот — я бы тебя не встретила.
При прочтении мое сердце трепещет, и я делаю глубокий вдох. Теперь мои нервы, оживляясь, образуют узел у меня в животе. Это хороший узел, поддерживающий
энтузиазм и дарящий обещания.
Матео: Если бы со своего места ты могла увидеть звезды, ты бы хотела
загадать желание на падающую звезду? Какое это было бы желание?
Проходит немного времени, прежде, чем она отвечает:
Ты. Я смотрю на звезды каждую ночь и загадываю тебя снова и снова.
Матео: У тебя есть я.
Вера: Я знаю. Но тебя нет здесь. Все по-другому без тебя.
Матео: То есть, твое самое большое желание состоит в том, чтобы я казался
у твоей двери и снова вскружил тебе голову?
Вера: Ты уже вскружил мне голову. Ты сделал это в день нашей встречи, и я до
сих пор в том же состоянии.
Вера никогда не пишет так эмоционально, так что читать это мне грустно. Я даже
не могу представить, как бы я читал это в одиночестве в Мадриде, зная, как долго еще мне
нужно было ждать.
Дом ее матери находится не слишком далеко от аэропорта и трафик на дороге в это
время лучше, чем в Мадриде. Совсем немного времени спустя такси подъезжает к
обочине.
Я прошу водителя остановиться дальше на несколько домов на случай, если кто-то
любопытный смотрит в окно. Деревья вдоль улицы все еще зеленые, только некоторые из
них уже начали желтеть, возвещая о начале осени. Я снимаю пиджак, почувствовав тепло, а потом замираю, увидев кое-кого, идущего по улице мне навстречу.
Это Джош, он идет с руками в карманах, голова опущена, слушает музыку. Он одет
во все черное: черные ботинки, черные джинсы, черная джинсовая куртка и на зеленой
улице он выделяется как черное пятно. Он поднимает голову один раз, прежде, чем
ступить на тропинку к дому, и когда он это делает, он дважды резко смотрит на меня, а
затем останавливается, как вкопанный.
Он снимает свои наушники и смотрит на меня в неверии.
— Матео? — спрашивает он недоверчиво.
Я слегка машу ему и улыбаюсь:
— Hola, Джош.
Я направляюсь к нему, а он все еще смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Я, ах, — говорит он, его глаза мечутся к дому и назад. — Вера не говорила мне, что ты приезжаешь.
Я пожал плечами.
— Вера не знает об этом.
Теперь Джош улыбается.
— Чувак, — говорит он, — ты собираешься сделать ее гребаный год. Эй, рад тебя
видеть, мужик.
Он протягивает мне руку для пожатия. Я беру ее, но притягиваю его для быстрых
объятий. Он слегка выше меня, как и Вера достаточно высока для женщины. Хорошие
гены.
Когда объятия прекращаются, он не выглядит смущенным этим проявлением
благосклонности. Я забыл, что мужчины Северной Америки могут быть слегка забавными
в части физической стороны приветствия, и он – мужчина, который, я все еще надеюсь, однажды станет моим шурином.
— Я тоже рад тебя видеть, — отвечаю ему и на самом деле имею это в виду. Я
бросаю тревожный взгляд на дом. — Я недавно переписывался с ней. Твоя сестра и зять
дома, да?
Джош кривится.
— Ох, вероятно. Я только возвращаюсь домой с работы. — Он одаривает меня
ободряющей улыбкой и похлопывает по плечу. — Не волнуйся, я тебя прикрою.
Я знаю, что так он и сделает, но я все равно волнуюсь.
— Ну что ж, идем, давай нацепим улыбку на лицо моей сестры.
Он жестом указывает мне направление, и я иду по каменной дорожке к парадной
двери элегантного дома. Он дергает дверь, она не заперта и мы входим внутрь.
Голоса доносятся сверху из кухни. Я распознаю, что они принадлежат ее матери, сестре и глупому англичанину. Вера, похоже, действительно прячется в своей комнате.
Я сглатываю нервный комок. Я, блядь, взрослый человек, ради Христа, и я не
должен бояться ее семьи, но я испытываю приступ страха, готовясь противостоять людям, которым на меня наплевать, возможно, даже презирающим меня. Можно подумать, что