Любовь по обмену. Разрешите влюбиться
Шрифт:
– Кто-то влип… – Махая девушкам рукой, тихо произносит он.
– Нет. – Сухо произношу я, вдавливая окурок в пепельницу.
– Влип. – Настаивает Дима с видом знатока.
Со свистом выдыхаю.
– Блин. – По-русски. Затем опять перехожу на родной язык: – У нее есть бойфренд. – Говорю шепотом, зная, что этой фразой обязательно выдам себя с головой.
Но терять-то нечего.
– Да. – Подтверждает Дима, добавляя своему голосу обреченности.
– Без шансов. – Цежу сквозь зубы, видя, что девчонки уже приближаются.
– Да. –
Дима откидывается на спинку стула и пристально смотрит на меня. Проходит пара секунд прежде, чем он вскидывает бровь, наклоняется на столешницу и тихо произносит: – Вот только он, – указывает большим пальцем через плечо, – там. А ты, – стучит указательным по столу, – здесь.
Меня будто ледяной водой окатывают.
Мурашки расползаются по спине, шее и рукам. «Это все неправильно. Нельзя привязываться, позволять себе что-то чувствовать к этой девушке, разрушать ее отношения. Ведь это дорога в никуда – мне все равно придется уехать, и я не могу оставить ее здесь с разбитым сердцем»
– И этот говнюк мне никогда не нравился, – добавляет Дима, скривившись. – Он ей не пара.
– Слышали, как они сыграли? – Восхищенно спрашивает Зоя, падая рядом со мной на стул. – Потрясающе!
Ее глаза горят, а мои переполнены тревогой. Но я стараюсь улыбнуться, чтобы не показывать этого.
– Как тебе? А? – Она подвигает свой стул ко мне и игриво толкает плечом.
«В ее планы и не входит флиртовать. Зоя просто дружески настроена. Я все это придумал», – успокаиваю себя.
– Супер! – Выдавливаю тихо и перевожу взгляд на Диму.
Тот подает Маше бургер, ставит рядом колу, втыкает соломинку и ничем в своем поведении не выдает того, о чем только что узнал от меня. Лишь короткий его взгляд, брошенный в мою сторону, блестит озорным огоньком. Черт, да этот парень мне не сочувствует, он яростно призывает к действию!
А я… Я… не уверен, имею ли право.
Вечер был чудесен. Давно мы так весело не проводили время. Катались, смеялись, фотографировались. Домой вернулись еле живые. От еды мы с Джастином отказались, зато почитали учебники и обсудили домашку прямо в гостиной, пока родители готовили вместе ужин на кухне.
Парень старается. Да. И мне так приятно видеть это! А как он произносит русские слова – просто уморительно. Чего только его «добри дэн» стоит! Или «по-ша-лУйс-та». Но, думаю, через недельки две постоянного повторения и «привет», и прочие слова, постоянно используемые в общении, будут произноситься идеально. Раз уж я за него взялась, то непременно добьюсь результата.
Или я буду не я!
– Очень скучаю, – говорю Славе, с которым мы разговариваем уже полчаса.
Слава Богу, у нас все утряслось. Оказывается, он и не думал обижаться на меня – просто был занят. А рассказ Челси о том, каким невыносимым может быть ее брат, умерил вспыхнувшую злость и примирил
– Я тоже, – Слава зевает. У них сейчас семь утра. – Знаю, чем мы займемся, когда я вернусь.
Этот намек заставляет меня расплыться в улыбке. Он скучает, думает обо мне, хочет меня. Это мой прежний Слава – такой понятный, удобный, почти родной.
– Чем? – Спрашиваю, делая наивное лицо.
– Сходим в мексиканский ресторан! У них потрясающие блюда, тебе понравятся!
Опускаю плечи.
– Угу, ладно. Сходим.
Почему-то эта фраза меня обижает. Провожу пальцем по экрану. Долго смотрю на сияющие глаза Славы и вижу, как загорела его кожа на жгучем солнце, как блестят теперь золотом волосы. Вот только взгляд у него такой скучающий и такой пресный, будто не рад меня видеть. И смотрит он все время на часы, словно торопится куда-то в такое время.
– Как учеба? – Новый взгляд на часы.
– Как обычно. – Пожимаю плечами. – А у тебя?
– Зой, ты уже спрашивала. – Смотрит на меня, как на дуреху. – Все отлично, я говорил.
– И все?
– Ну, не рассказывать же тебе, о чем нам толкуют на лекциях, правда? – Привычным жестом он поправляет прическу, вот только вместо светлых прядей у него теперь колючий ежик волос и выбритые под ноль виски.
А в остальном это все еще мой Слава.
Вроде бы.
– Мне просто нравится слушать твой голос. – Признаюсь.
Когда я его слышу, на время забываю того, о ком думать совершенно не должна. Забываю его смех, его шутки, то, как хорошо нам вместе, когда мы учимся, обложившись учебниками и словарями в гостиной. Забываю, как он первый раз в жизни, два часа назад, пробовал кефир и испачкал пространство над пухлой верхней губой, и как мы с родителями хохотали, сообщая ему об этом.
– А мне уже пора, – хмурится Слава, глядя на циферблат. – Прости.
Выпрямляюсь.
– Давай прощаться, – предлагаю неохотно.
Он радостно наклоняется:
– Пока, Зоя. Люблю, целую, все дела. – И чмокает экран.
«Все дела»…
– И я. Люблю, целую, скучаю, жду твоего возвращения…
– Пока! – Еще три поцелуйчика на камеру, взмах рукой. – До связи, Зой!
И экран гаснет. А я так и сижу потом еще минут пять, таращась в него и пытаясь понять, что это было. Затем встаю и подхожу к окну. Настроения больше нет. Не хочется никого видеть или слышать. Ни Челси, ни Степку, которым обещала сегодня позвонить.
Приникаю к стеклу и смотрю вправо, туда, где растет яблоня. Из окна не видно этой части крыши. Отхожу, прикусываю костяшки пальцев, затем подхожу снова, открываю створку и выглядываю: никого. На крыше пусто, воет ветер, в комнате Джастина свет не горит. Выключаю лампу и ложусь на кровать. Лежу.
«Не думай, не думай, не думай о нем».
В эту секунду телефон на столе начинает вибрировать, я подскакиваю и хватаю его. Мигает голубой значок одной из соцсетей. Захожу и проверяю сообщения.