Любовь по расчету
Шрифт:
— Теперь я знаю, почему ты не хотел рассказывать мне секрет, — сказала она. — Гайон, прости меня, хотя я понимаю, слова не могут поправить положение.
— Значит, мать открыла тайну? Я как раз собирался просить ее об этом, но Генрих не оставлял мне ни минуты свободного времени на личные дела, и скажу откровенно, не хотелось задерживаться в этом доме, разве что переодеться. Когда ты смотрела на меня... или не смотрела… было такое чувство, что в живот вонзается кинжал.
— Гай... — Юдифь цеплялась за тунику мужа запачканными кровью пальцами.
— Успокойся, дорогая, мы все были неправы и поплатились за это, — он поморщился, подумав, что час расплаты еще не настал.
— Как ты думаешь, Генрих признает меня своей дочерью? — робко спросила Юдифь.
— О, Господи, надеюсь; у него хватит ума не сделать этого! — испугался Гайон. — Мне он намекнул из желания посмотреть, какова будет моя реакция. Он любит дергать людей за ниточки и наблюдать, как те извиваются по его прихоти. Но если он официально признает тебя, что, по-твоему, сделает Роберт де Беллем? Если не считать позора, который ляжет на весь род Монтгомери, встанет вопрос о законности твоего рождения. Эти земли фактически тебе не принадлежат, стоит дядьям открыть правду, нам не миновать войны.
— Но они не посмеют пойти против Генриха.
— Де Беллем готовит Роберта Кертхоуза на трон, его поддерживает добрая половина баронов. У меня при себе письмо с полномочиями готовить рыцарей, простых людей и арендаторов моих графств к войне, в которой Генрих собирается сделать ставку на простой народ, потому что не знает, сколько его верноподданных, мило улыбающихся ему за столом, улыбаются не менее мило за столом Кертхоуза. Если Кертхоуз при поддержке де Беллема проявит инициативу, нас может спасти только Бог. Юдифь содрогнулась.
— Гайон, перестань пугать меня! — взмолилась она, стуча зубами от страха.
— Мы плохо жили эти три месяца, потому что ты считала меня лжецом; — он подвел жену к пылающей жаровне, добавил углей.
— Знаю. Так получилось помимо моего желания. Мне тоже было плохо, хотелось умереть.
— Теперь ты видишь, котенок, я не виноват. А Генрих? Руфус был его родным братом.
Юдифь задумалась.
— Я не чувствую, что он мой отец, — сказала она медленно. — Просто знаю об этом, потому что мне сказали, я даже не успела осознать это. И мне, пожалуй, безразлично, устраивал Генрих заговоры или нет. Папа... то есть лорд Морис, совершал не меньшие преступления, в этом я абсолютно уверена.
— Но тебе не было безразлично, участвовал ли в заговоре я? — Гайон наблюдал за Юдифью, затаив дыхание.
— Это совсем другое, — ее щеки порозовели.
– Я не... люблю их, как люблю тебя, — она отвернулась, словно испугавшись произнесенных слов. Шипы и розы. Нельзя сорвать цветок без риска быть уколотым шипом.
Гайон крепко прижал жену к себе, погладил волосы, слипшиеся кое-где от крови, нежно поцеловал.
— Значит, у нас есть все, что нужно, — прошептал он. — Остальное не имеет значения.
— Миледи, я принесла уголь... — Агнес остановилась на пороге, прижав к груди корзину и тараща глаза на Юдифь и Гайона. Нарядная бархатная туника Юдифи была забрызгана кровью, так же, как и плащ Гайона, а за ними в глубине комнаты неподвижно лежала Алисия в белом нижнем белье, напоминая призрак.
Гайон, наученный опытом, проворно подскочил к служанке как раз вовремя, чтобы предотвратить падение. Оправившись от первого потрясения, Агнес села, вытерла рукавом лоб, на котором выступили капли холодного пота, а Гайон между тем объяснил, что произошло.
— Наполнить лохань, миледи? — придя в себя, Агнес засуетилась возле раненой хозяйки.
Юдифь с сожалением вздохнула.
— Нет. Ей нужны покой и тишина. Думаю, достаточно будет обтереть мокрым полотенцем.
Служанка кивнула, но не успокоилась. У молодой хозяйки лицо было все еще припухшим от слез, но буря, по-видимому, улеглась, потому что глаза светились счастьем, когда она смотрела на мужа.
— Сколько, примерно, мать пролежит в постели? — спросил Гайон.
— Не знаю. За ней нужно присматривать.
— Агнес сумеет справиться? И можно приставить к ней Хельгунд.
— Да, но...
— Ладно. Надень плащ.
— Но Гай, я не могу так уехать. О! — она поймала накидку, которую бросил Гайон.
— Захвати еще немного одежды.
Юдифь удивленно смотрела на мужа, точнее на его спину, потому что он склонился над сундуком в поисках приличной туники.
— Гай, куда мы едем?
— Скоро узнаешь. Помнишь, я говорил, что дареным коням не смотрят в зубы? — он повернулся, застегивая плащ.
— Но...
— Доверься мне, — в лице чувствовалось напряжение, готовое прорваться смехом. — Юдифь, ты доверяешь? — он обхватил ее за талию, притянул к себе и поцеловал так, что Агнес ретировалась в дальний угол комнаты, покраснев, как вареный рак.
— Не уверена, что это следует делать, — прошептала Юдифь. — Что меня ждет, если поверю?
— Судьба хуже смерти? — предположил он, закутывая ее в плащ и скрепляя его булавкой.
Юдифь почувствовала, как горячая волна обожгла ее, затем отступила. Она ни о чем не хотела думать, это можно будет сделать позже. Теперь время принадлежало только им двоим.
— Научи меня, — тихо произнесла она, сдерживая счастливый смех. — Я хочу знать.
Алисия проснулась, Юдифь сидела на краю кровати, занятая шитьем туники для мужа. Раньше ей не приходилось бывать в Саутвокской бане. Когда Юдифь поняла, куда они направляются, то чуть не повернула обратно и не пустилась наутек, но Гайон силой втащил ее в дом, остальное показалось настолько интересным, что Юдифь уже не думала о побеге.
Стоит упомянуть банный дом в Саутвоке, и большинство людей хитро подмигнут и издадут двусмысленный смешок, или сложат губы трубочкой и критически покачают головой. Излишне говорить, что такая реакция способна заставить любого навсегда позабыть дорогу в вышеупомянутое заведение, но не Гайона. Юдифь, к своему удивлению, убедилась — муж чувствовал себя хозяином положения, что, вероятно, проистекало из солидного опыта. Как бы то ни было, богатые люди вроде них могли рассчитывать на отдельное помещение и пристойное обращение. Ей попались на глаза несколько человек, которых она встреча ла при дворе, двое мужчин без женщин, третьего сопровождала прехорошенькая молодая леди, по всей видимости, не жена.