Любовь с изъяном
Шрифт:
Подойдя к двери, он остановился. Заходить внутрь было страшно. Он на секунду представил, что там лежит труп и ему надо к нему прикасаться, да еще и рубить. Отпрянув от дома, он набрал в рот побольше воздуха и, постояв так секунд десять, выдохнул и резко дернул ручку двери. Войдя в коридор, он медленно стал подходить к комнате: «Надо перебороть страх… Просто перебороть и все… Это не страшно… Просто нужно успокоиться…», – он шел, пытаясь успокоить себя от предстоящего кошмара. Возле комнаты мужчина остановился и, сделав очередной глубокий вдох, перешагнул комнатный порог. Лера, как и прежде, лежала на полу. Руки стали отдавать синеватым оттенком, а лужа крови, струящаяся из разбитой головы, залила почти половину пола под телом. Не выдержав этого зрелища, Борис опрометью выскочил из дома и сел на ступеньки у крыльца. Но сидеть спиной к двери, где был труп жены, оказалось еще страшнее. Он встал и быстрым шагом вернулся к лавочке, постоянно оборачиваясь назад. Затем сильно сжав кулаки, сделал новую попытку вернуться в дом. Дойдя до комнаты с трупом, он вновь остановился, постоял две минуты и уже более решительно вошел внутрь. Ничего за это время не поменялось. Лера по прежнему лежала на том же месте и в той же самой позе, в которой он ее оставил. Присев на
Очнулся он от жуткого холода, которое окутывало все тело. Трясясь в сильном ознобе и не открывая глаз, он стал проматывать в голове последние события. Вспомнив разрубленное им тело, Борис содрогнулся, но понимал, что это не сон, хотя так хотелось на это надеяться. Повернув медленно голову, он слабо приоткрыл глаза и тут же отпрянул и закричал. Почти совсем рядом, находилось мертвое Лерино лицо и смотрело на него, как и прежде широко открытыми глазами. Вблизи оно казалось еще ужасней. Жуткая синева стала сильнее, рот еще сильнее перекосился, а те самые мелкие появившиеся морщины стали еще глубже и отчетливее. Борис вскочил, но, не успев подняться, поскользнулся на липкой луже крови. Упав на пол, он зарыдал в голос и попытался подняться. Но это оказалось очень непросто. Руки и ноги скользили по багровой жидкости, запах крови бил в нос. Борис делал странные движения, пытаясь вырваться из этого ужаса, но у него ничего не получалось. Наконец, ему удалось подняться. Но идти он побоялся. Ему казалось, что если он сделает хоть шаг, то вновь упадет и окажется в этой липкой жидкости и будет опять барахтаться в чужой крови. Тяжело задышав, он все-таки сдвинулся с места и взял в руки окровавленный топор. Сев перед Лерой на колени, он зажмурил глаза и попытался сделать удар по шее. Мертвая голова содрогнулась и из шеи тоже заструилась кровь. Лицо словно перекосило, рот дернулся, и ему показалось, что Лера оживает. Испугавшись, он нанёс еще один удар по шее. И опять та же картина. К горлу Бориса подошел сильный ком тошноты. Его начало выворачивать изнутри. Рвотные массы выходили, смешиваясь с Лериной кровью. Он опять поднял топор. И опять, в глазах потемнело, и мужчина снова провалился в темноту. Затем он опять очнулся и все его мучения продолжились. Такие обморочные состояния происходили с ним несколько раз. Но были они достаточно короткими. Когда начало светать, Борис уже все сделал. Он сидел на полу, весь в крови и, очумевши, смотрел на свою «работу». Лерино тело напоминало странный конструктор. Особенно тяжело было смотреть на внутренности, которые так же лежали на полу. Посмотрев на лицо и видя все тот же жуткий взгляд, мужчина снова схватил топор и стал им бить по лицу. Когда от изрубленной головы не осталось почти ничего, на нее похожую, он бросил топор и молча, пошел к шкафу. Но посмотрев на окровавленные руки, Борис снял с себя забрызганный дождевик, снял испачканную обувь и пошел в коридор к умывальнику. Умыв лицо и руки, он снял с себя всю остальное и отправился в душ.
Хорошенько помывшись, Борис вернулся в комнату и ужаснулся от увиденного. Все стены, пол, постель и остальная мебель были забрызганы кровью. На полу лежало расчлененное тело, а за окошком вовсю поднималось солнышко. Времени на уборку у него почти не оставалось. «Но надо же еще и алиби себе обеспечить» – прокручивал в голове Борис. Подойдя к шкафу, он достал от туда Лерину длинную юбку, туфли и яркую футболку. Переодевшись в жену, он надел на голову шляпу с широкими полями, натянул на нос большие солнечные очки и вышел из дома. Идти мужчине, в его диком состоянии, да еще и в женских туфлях, которые оказались порядком малы, давалось очень нелегко. Спотыкаясь и прихрамывая, его шатало из стороны в сторону. «Ну и хорошо», – думал он. «Пусть думают, что пьяная». Выйдя из калитки, он пошатался в сторону небольшого леса, который вел напрямик к автобусной остановке.
– Доброе утро, Лерочка, – услышал он радужный голос соседки. – Ты куда это в такую рань собралась?
Борис ничего не ответил, а лишь кивнул головой, в знак приветствия и слегка помахал рукой.
– Пьяная уж с утра, – расслышал он голос женщины. – Подумать только, еще солнце не до конца встало, а она уже наклюкалась.
Борис ликовал! Теперь эта соседка скажет, что видела, как пьяная Лера уходил с утра из дома. А значит, один из моментов алиби, он себе обеспечил. Дойдя до леса, он огляделся и вытащил из прихваченного с собой пакета свои штаны, футболку и шлепки. Облачившись в свою одежду, аккуратно сложил одежду жены и закопал под елкой. Сделав на дереве небольшую пометку, Борис пошел в обход лесных посадок. Он шел достаточно долго, так как пришлось обойти кругом весь поселок. Выйдя с другой стороны, Борис зашагал к своему дому. Обнаружив в кармане брюк смятую сторублевую купюру, мужчина обрадовался и зашел в магазин. Купив батон хлеба и пакет молока, самодовольный, он пошел к своему дому. Тетя Лида, которая с утра видела «Леру» стояла напротив его дома и через забор разговаривала с Ниной Павловной.
– Ой! Борьк! – услышал он снова знакомый голос. – А я то и не видела, как ты выходил.
– Здра-а-а-асьте приехали, – артистично развел руками Борис. – Я вышел десять минут назад. За хлебом, – он демонстративно показал купленный батон. – Я ж поздоровался. Думал, вы меня видели.
– Ты, наверное, проходил, когда Нинку звала. Вот и не увидела, – попыталась оправдаться соседка.
– Да, ладно. Чё уж, – махнул рукой Борис, и уже было направился в свой двор, как неугомонная Лидия Степановна, перегородила ему дорогу и начала расспрос:
– Борьк, я вот что хотела спросить… У вас с Леркой как дела?
– А что?
– Слушай, может ее к врачу или бабке, какой показать. Жалко девку, совсем пропадает.
– Вы о чем, теть Лид? – насторожился Борис.
– О пьянках ее, о чем же еще. Только сегодня видела, как она шаталась здесь. Утро только наступило, а она уже в драбадан шла.
– Да не обращайте внимания.
– Как же не обращать-то? Мне тебя жалко. Вон посмотри, совсем лица нет. Глаза все красные. Видно, что всю ночь не спал. Отправь ты ее лечиться-то. Глядишь, поможет.
– Не надо ничего, – грустно ответил Борис. – Она мужика себе другого нашла. Вот я ее и выгнал.
– Да ты что!? – всплеснула руками душевная бабушка. – Это как же, так? – и схватившись за голову начала причитать, о том, что Лера дура, и что пьянка ей мозги затмила, и что надо было детей рожать.
– А может оно и к лучшему. Зачем мне жена гулящая. Другую найду. Баб, что ли на свете мало? Она и матери никогда не нравилась.
– Да матери твоей никто не нравится, – махнула рукой назойливая соседка, но тут же осеклась, увидев укоризненный взгляд Бориса. – Я имею в виду, мало она общается с кем. Ну ладно, я пойду, а то мне еще стирать надо и уборки полно. Услышав про уборку, Борис нервно передернул плечом, вспомнив окровавленный дом. «А если мать заходила туда и видела там всю картину…», – промелькнуло в голове у мужчины, и быстро попрощавшись с Лидией Степановной, он побежал к дому. Так как мама проживала в гостевом доме, то могла и не заходить в основной дом, так как все необходимое, она перетащила к себе, чтобы не было причин заходить к молодым. И самое главное, меньше видеть ненавистную невестку. А вот если ей что-то понадобилось, то увиденное приведет ее в ужас. Впрочем, как и любого нормального человека. В ожидании самого худшего, Борис двинулся в сторону дома и увидел Марину Константинову, спокойно развешивающую постиранное белье на веревки. Увидев сына, женщина, не отрываясь от своих дел, поинтересовалась:
– Сынок, тебе постирать что надо?
– Мне? – он начал осматривать себя, испугавшись, что он испачкался в крови и именно ее мать предлагает застирать. Но не найдя на себе и своей одежде каких либо видимых пятен, насторожился и снова переспросил:
– Зачем мне что-то стирать? Я не грязный! Или ты на что намекаешь?
– Борь, ты чего? – невозмутимо приподняла бровь Марина Константиновна. – Какие намеки? Ты о чем? Я просто стирку затеяла. Думала, может тебе что надо.
– Мне ничего не надо! – закричал он. – Ничего! Я сам все сделаю! И вообще не лезь ко мне!
– Совсем шизанулся от своей жены придурошной, – все так же спокойно ответила женщина, – Такой же дурачок стал.
Борис проигнорировал слова матери и ринулся в дом. Но вдруг остановился, подошел к ней и тихо, почти шепотом, как будто боясь, что кто-то услышит, спросил:
– Ты в наш дом не заходила?
– А что мне там делать? – удивленно спросила мать.
– Ну, мало ли… – Мужчина выдохнул и снова пошел к проклятому дому. Потоптавшись возле двери, он нерешительно повернул ручку и зашел внутрь. Увидев, огромное количество крови, Борис поежился. При дневном свете, ее стало видно гораздо отчетливее. Единственное, что поменялось, это цвет. Сейчас он был не такой ярко-алый, как изначально, а стал более тусклый и темный. Но то, что это кровь, а не, например краска, было отчетливо видно. Переведя взгляд на разрубленное тело, Борис вновь почувствовал приступ тошноты и головокружения. И этот запах… Нет, не трупный. А именно запах крови… Он отвратительно окутывал всю комнату и придавал ситуации еще более мрачный вид. Оглядывая перепачканные стены, Борис стал понимать, что отмыть это будет просто невозможно. Хотя попробовать стоит. Но сначала надо избавиться от трупа, а потом уже вплотную заняться запачканным помещением. Взяв большие мусорные мешки, он сел на корточки для того, что бы сложить в них части тела. Сначала ему было это неприятно, слишком холодные и слишком жуткие конечности, наводили страх и отвращение одним только видом. С трудом переборов себя, он взял отрубленную ступню и, поморщившись, положил ее пакет. Вытерев пальцы о колено, он взял вторую и сунул ее туда же. Попривыкнув немного к ледяной температуре мертвого тела, Борис уже спокойно, словно баранью тушку, рассовал все остальное по нескольким пакетам и удовлетворенно отнес их в коридор. Единственное, что вызвало у него тошноту, так это лежащие на полу кишки, которые пришлось собирать руками. Осмотрев, как ни странно, чистую одежду, он вышел из дома и подошел к матери:
– Мам, я пойду яблоками поторгую, а ты в дом пока не заходи. Хорошо?
– А что мне там делать? Я и не собиралась. А почему не заходить?
– Я просто эксперимент один сделать хочу. Надо, что бы помещение закрыто было и не открывалось несколько часов. Поэтому и сам сейчас уйду, чтобы в духоте не сидеть.
– Ну ладно. Раз эксперимент. А что хоть экспериментировать будешь?
– Потом расскажу. Если все получится. Ладно, пойду на дорогу, поторгую. А то и денег нет.
– А ты яблок-то набрал?