Любовь в двух мирах
Шрифт:
– Какая дикость… Первобытный век, блин. Знаешь, мне в первый раз в жизни даже сказать нечего…
Самоуверенно улыбается:
– Это для тебя дикость. А для меня, например, был полной дикостью ваш ненадежный строй. У вас же нет защиты, ни у кого. Случись с вами что, кто вас защитит? Или кто за вас отомстит?
– У нас есть суд. Туда может в случае чего обратиться любой желающий.
Морщится:
– Суд. Суд – это полная глупость. Судью всегда можно подкупить или запугать, и он вынесет неверное решение. У нас главу рода запугать или подкупить попросту невозможно, не позволит магия рода. И если что-нибудь серьезное
– Зато вашим мужчинам они зачем-то нужны, – фыркнула ничуть не убежденная я, понимая, что спорить нет никакого смысла, все равно мой собеседник будет твердо убежден в своей правоте, а я не смогу подобрать правильные аргументы, так как очень поверхностно знаю их законы и повседневную жизнь.
– Мужчины у нас разводятся всего лишь в двух случаях. Во-первых, если была доказана измена жены мужу, в таком случае женщину немедленно освобождают от клятвы роду и отсылают в бедные районы города. Ее дальнейшая судьба ни мужа, ни отца, ни братьев больше не интересует. Обычно она просто идет по рукам и умирает в течение года-двух от различных болезней, в том числе и венерических, или спивается и погибает в пьяной драке. Во-вторых, если супруги прожили вместе двенадцать лет, постоянно пытаясь завести ребенка, а женщина в итоге так и не смогла забеременеть. В таком случае с ней расторгают брак, саму ее официально признают бесплодной и поселяют в дальнем крыле дома на правах приживалки. В дальнейшем она за еду и кров над головой помогает дворецкому в управлении слугами, следит за чистотой в доме и нянчит новорожденных детей второй жены мужа. Всё. Больше разводов у нас не случается.
– А если женщина не может забеременеть исключительно из-за нездоровья мужчины?
Снисходительный, чуть жалостливый взгляд, словно на маленького ребенка, неожиданно сморозившего полную глупость и не желающего признаваться в этом:
– Каждый мужчина тщательно следит за своим здоровьем, на то у нас и магия. Ни у кого из аристократов нет проблем с зачатием ребенка. Проблема может быть исключительно в женщине.
Вот же сноб…
– Великолепно. Просто шикарно, блин. То есть, получается, что мужчина чуть ли не официально может иметь любовниц, а жена не имеет права изменять ему. Равенство здесь и не ночевало. Сплошной махровый патриархат.
И снова жалостливый взгляд. Так и хочется придушить этого нахального чернокнижника!
– Это – устоявшаяся веками норма. Зачем мне выкладываться по полной и растить, а затем и защищать ребенка жены, если я не уверен в его происхождении? И зачем мне разбрасываться людьми и оставлять, например, своего новорожденного незаконного сына у любовницы, если он впоследствии сможет помогать мне в работе с родом или управлении хозяйством.
Угу. Ценитель человеческих ресурсов, блин.
– Звучит чересчур цинично для меня.
Равнодушно пожимает плечами:
– Ты – женщина. Вы живете не разумом, а эмоциями. Именно поэтому у нас место женщины в доме. Никто и никогда не доверит ей управление даже домом, не говоря уже о фирме.
Да
– Это камень в мой огород? Слава богу, у моего начальства хватило мудрости так не думать.
Высокомерно передергивает плечами:
– Да. И теперь ты тратишь впустую свою жизнь, работая на чужого человека и ничего не получая взамен, хотя могла приносить пользу своему роду, например, рожать детей и воспитывать их.
– Нет его у меня. Я осталась единственная в этом самом роду. Так что и пользу приносить некому.
Снова смотрит на меня, на этот раз – внимательно:
– И много вас таких в твоей стране?
Странный вопрос.
– Да кто ж их считал-то. У нас государство в личные дела своих жителей не лезет, если только, конечно, они не нарушают законы. Но, думаю, немало.
Покачивает головой:
– Очень жаль. В старину, когда у нас постоянно велись кровавые междоусобные войны, в моем мире тоже случалось, что истреблялись целые семьи, причем практически поголовно. Но тогда всех выживших все равно, пусть и насильно, присоединяли к какому-нибудь роду, не позволяли им жить отдельно, ведь иначе они могли погибнуть или сойти с ума от одиночества…
Ирма:
Ира сидела за компьютером, что-то печатала и изредка посматривала на часы. Насколько я успела понять, до конца ее рабочего дня осталось не так уж много времени.
«Ты на меня не сердишься?»
Хмыкнула, не отрываясь от печатанья:
«Какие люди и без охраны. Сидеть не больно?»
Я улыбнулась:
«Ты же знаешь, что нет».
«Знаю, потому и уточняю. Вот за каким лешим ты его пустила в свою голову, Ирма?»
Покаянно вздохнула:
«Он хотел посмотреть, как ты живешь».
Настороженно:
«Зачем ему это?»
Мне-то откуда знать…
«Сказал, что хочет лучше понять тебя и твое поведение».
Негодование в голосе:
«Вот не было печали. Что он забыл здесь? Мы с ним очень уж разные. Нет ему смысла пытаться меня понять. Что он еще затеял?»
Думаю, об этом надо спрашивать только его…
«Не знаю, Ира. Он никогда не посвящает меня в свои планы…»
Где-то через полчаса мы были в квартире Иры. Она закрыла входную дверь и уже переоделась в свой домашний халатик, когда в коридоре раздалась трель.
– Кого там еще принесло? – недовольно проворчала подруга и вернулась к двери. Нажав кнопку, она произнесла:
– Слушаю.
И тут же услышала в ответ:
– Ирина Николаевна, к вам Антон Валерьевич.
– Пропустите, – последовало распоряжение. И уже мне:
«Развлекайтесь».
Тоша зашел с букетом желтых тюльпанов.
– Ирочка, это тебе.
– Ох, спасибо! Какая красота!
«Ненавижу тюльпаны, – прошипела Ира. – Ирма, ваза вон на той полке. Да, правильно».
Поставив цветы в воду, я повернулась к внимательно наблюдавшему за мной парню и улыбнулась:
– Тоша, проходи садись. Я сейчас чайник поставлю, чай попьем. С овсяным печеньем.
Ответ меня удивил:
– Давай чуть позже. Знаешь, нам нужно поговорить…
«Что-то мне не нравится это начало…»
Я насторожилась:
«Думаешь, что-то случилось?»
«Понятия не имею».
– Да, конечно, – кивнула я, садясь напротив своего необыкновенно сосредоточенного собеседника. – О чем?