Любовь в эпоху перемен
Шрифт:
— Ах, ну да… Потом, попозже…
— Понятно, — кивнула помощница, обиделась и пошла к двери.
— Она у вас что, двухмужняя? — тихо спросил Николай Николаевич, сопроводив оживающим взглядом вольноопределяющиеся ягодицы Ольги.
— С чего вы взяли?
— Когда в организме женщины соперничают два мужских семени, этого не скроешь. На чем я остановился?
— На пьянстве.
— Нет, до пьянства я еще не дошел. Мы говорили с вами о постмодерне. Будьте внимательней! Это важно. Так вот, почему вместо создания подлинно нового, искусство
— Случается.
— Тогда скажите: Борис Годунов с ноутбуком, Офелия с фаллоимитатором, три сестры-транссексуалки — это что такое?
…Они как раз вернулись из театра, кажется, из «Табакерки». Смотрели спектакль «Кресло» — про разложение комсомола.
— Гена, нам надо развестись! — сказала Марина, раздеваясь.
У него закружилась голова: все разрешалось само собой. Он с трудом помрачнел, насупился и спросил:
— Ты так считаешь?
— Папа так считает. Он провентилировал в Моссовете. Жилкомиссия тебя зарубит. Второй кооператив нам не положен. Но если ты выпишешься — другое дело.
— Ты знаешь про кооператив?
— Смешной! Конечно, знаю.
— И давно?
— Позвонил Шабельский и спросил, какой этаж мы хотим. Я сказала: третий.
— Почему тебе позвонил?
— Потому что у нас, евреев, такими вопросами занимаются женщины. Генуся, мне нравится, что ты стал самостоятельным. Папа сказал: матереешь. И твои секреты тоже очень милые. Это круто: вынуть из кармана ордер и сказать: «Сюрприз!» Мы съедемся в хорошую сталинскую «трешку» возле родителей. И второй твой сюрприз мне тоже понравился! — Марина вынула из тумбочки Зоино ожерелье. — Работа, конечно, так себе, туземная, огранка грубовата, но издалека — вполне.
— От тебя не спрячешь! — мутно улыбнулся он.
— Шпиона из тебя не получится. Додумался, балда, где спрятать: мама перечитывает Фейхтвангера каждый год, заканчивает последний том и начинает первый. Ты же знаешь.
— Угу. А когда?
— Что когда?
— Когда разводиться пойдем? — уточнил Гена, для достоверности зевнув.
— Не знаю. Надо заехать в суд, подать заявление, мол, не сошлись характерами.
— А этого достаточно?
— Наверное. Расскажу судье по-бабьи, как ты изменяешь мне направо и налево. Жутко хочется курить!
— Ну и кури.
— Ребенку вредно.
— Раньше ты на Борьку дымила — и ничего.
— Борьке и сейчас ничего. А вот Виктории Геннадиевне вредно.
— Какой Виктории?
— Ты же хотел второго ребенка или я чего-то не понимаю?
— А ты уверена?
— Конечно, я была в консультации.
— Когда ж это мы успели, даже интересно?
— Главное — успели, а когда — не важно.
— Но ты же пила таблетки!
— Тогда уже не пила.
— Почему?
— У меня стали расти на ногах волосы.
— Они у тебя всегда росли.
— Не всегда! А теперь щетина! Гормоны шалят. — Марина провела мужниной ладонью по своей голени.
— Чувствуешь?
Волосы кололись, как сено бабушкиного тюфяка.
— …В полях запустение. Вы давно были на селе, Геннадий Павлович? — строго спросил «чайник».
— Бываю, Николай Николаевич, как же, бываю…
— Уму непостижимо: земля, ради которой мужик шел с вилами на барина, а потом с винтовкой на большевиков, не пахана, брошена, бурьяном заросла. А что едим? Жуть! Мясо новозеландское, окорочки американские, картошка израильская! Но главное зло — генномодифицированный продукт. Арбуз с крысиным хвостиком, а? Каково! Человек есть то, что он ест, понимаете? Если людей кормить такими арбузами, они в крыс превратятся. Есть версия, что все животные — это одичавшие потомки разумных рас, которые злоупотребляли ГМО и превратились черт знает во что! Вам ясно?
— Ясно! — кивнул Скорятин и подумал про себя: «Гена модифицированный… Точней не скажешь…»
— Вы согласны с тем, что человечество гибнет? — строго спросил Николай Николаевич.
— Безусловно, — подтвердил главный редактор, размышляя о том, что люди портятся изнутри, так сказать, с изнанки.
«Хорошо бы всех вывернуть, как перчатки, и пустить на улицу…»
— А почему никто не бьет в набат, не задумывались? — давил «чайник».
— Очевидно, привыкли.
— Нет, Геннадий Павлович, тысячу раз нет!
— В чем же дело?
— Нас облучают.
— Что вы говорите? — живо удивился Скорятин и сообразил: синдром Кандинского-Клерамбо.
Когда-то в перестройку он написал цикл статей о «карательной психиатрии» и усвоил кое-что из загадочной науки об умопомешательствах.
— Да, облучают! — подтвердил Николай Николаевич.
— Каким же образом?
— Очень просто, — псих улыбнулся, словно объяснял ребенку правила сложения. — Мобильный телефон. Импульс покорности через ухо проникает в мозг — и готово: ты — зомби!
— И давно нас облучают?
— Сорок лет.
— Минуточку, но мобильные телефоны появились… — Гена замолк, вспоминая, когда сам обзавелся «трубой», — лет двадцать назад, не больше.
— Правильно. А раньше по улицам ездили машины с надписью «Хлеб». И тоже облучали, но не так прицельно, поэтому люди еще задумывались о будущем.
— Почему «Хлеб»?
— Чтобы не заподозрили. Хлеб вызывает доверие на уровне подсознания. Помните, в кино, бандиты ездили в фургоне «Хлеб»?
— Да, конечно.
— Это гениальный Володя Высоцкий нам сигнал посылал. Не поняли!
«Сумасшедший!» — окончательно понял Скорятин и мягко уточнил:
— А почему нас не облучали с помощью обычных телефонов, кабельных?
— Потому что релейная связь не передает импульс покорности, — ответил безумец так, словно ждал именно этого вопроса. — Вы физику в школе учили?
— Учил. А кто нас облучает?
— Они, — ответил Николай Николаевич и уставил желтый ноготь вверх.
— Понятно. Чем я могу вам помочь?