Любовь в мегабайтах
Шрифт:
— А что спорить, ручки сложил, плыви по течению, Сашка умная, сама все решит! — потом опомнится, и крыть. — Нарешала! Чуть сама не убилась и ребенка не угробила, говорил ей, сиди дома! Куда лезешь с пузом? Запру, из дома носа не высунет!
Настал момент, когда старшая медсестра вынесла упакованного в расшитый атласный конверт Хадраш-юниора. Раздались аплодисменты. За ними вышли мы с Галиной, сияющие улыбками. Станислас, под одобрительный гул присутствующих, сунул мне в руки букет, и, крепко обняв, сминая нежные цветки, поцеловал.
— Ура, ура,
Станислас, воодушевленный болельщиками, снова крепко поцеловал меня.
— Хватит уж целоваться, родители! Папаша, ребеночка забирайте, — сказала старшая сестра, вложив конверт с малышом в руки опешившего Станисласа.
— Саш, что делать-то? Я боюсь, — сознался шепотом Станислас.
— Держи аккуратней, я с тобой.
Мы поблагодарили всех, кто помог родиться нашему сыну и, загрузившись в «Мицубиси» и «Лексус», двинулись в сторону моего дома. Еще в роддоме я предупредила Станисласа, что поеду домой, он возражал, пытался шантажировать меня моей оплошностью с Коровинским, но бесполезно. У дома нас встречали мои братья, они поздравили меня и пожали руку Станисласу в знак признания своим родственником и прощения прошлых ошибок. Анна накрыла чудесный стол, немного тесновато, но зато не в обиде. Малыша я отдала в руки недавно приглашенной Станисласом няни.
— Здоровье новоиспеченных родителей и новорожденного! — зазвучали тосты, мы со Станисласом принимали поздравления с бокалами минеральной воды.
— Как сына назовешь, Станислас? — спросил мой старший брат Виктор, и едва Станислас раскрыл рот, я изрекла:
— Владимир.
— Ты, Александра, женщина конечно самостоятельная, но вперед мужа не встревай!
Это я тебе как старший брат говорю, — наставительно предупредил меня Виктор.
Станислас заступился:
— Нет, правда, Витя. Саша правильно сказала.
— Ты ее не распускай, потом локти кусать будешь. Жену надо в строгости держать.
— Виктор, сжав мощный кулак, показал как. Станислас довольно заулыбался.
— Я и не жена ему вовсе, — возразила уязвленная я.
— А вот это непорядок! Что же сын у тебя незаконнорожденный получается? — вскинулся взрывной Филипп, грозно глядя на Станисласа.
— Да я,…я…я хоть сейчас, а Сашка не хочет…
— Не дело, Александра, записывайтесь и живите как люди, — наказал Виктор.
— Вот и я об этом! — жаловался Станислас.
— Заладил, не дело, не дело! Я может, не уверена в нем. Может, я разводиться не хочу, — защищалась я от нападок родственников.
— Я тебе разведусь! — рявкнул Станислас.
— А ты сначала, попробуй, женись! — дразнила я его, показывая рожицу.
— Саша! Стас! Не стыдно? Ребенок первый день дома и слышит, как его родители ссорятся! — Варвара Станисласовна оборвала нас, Анастасия укоризненно качала головой, осуждая в первую очередь меня. — Что же ты дочка, не глупая вроде, а такую ошибку делаешь, мужа уважать надо.
— Извините, Варвара Станисласовна, Анастасия, мы никогда не будем ссориться дома, — пообещала я.
Гости разъехались, не до гуляний, малыша надо искупать и накормить. Анна убирала кухню, а мы со Станисласом смотрели на нашего ребенка.
— Какие маленькие пальчики… — восхищенно сказал Станислас.
— А губы как у тебя, капризные, — показала я на характерный изгиб губ юниора.
— У меня не капризные… — обиделся Станислас.
— Он похож на тебя, — я погладила Станисласа по светлым волосам.
— Правда, ты так думаешь?
— Если у него будут зеленые глаза, то один в один, — заверила его я.
— Будут.
Перед переездом на новую квартиру, Станислас хотел, что бы я выбрала интерьер по своему желанию, но я отказалась, его квартира — ему обустраивать.
— Хозяйка ты. Я ни черта ни смыслю в кухонном оборудовании. К тому же детская… — уговаривал меня Станислас.
— Пригласи специалиста. У тебя прекрасный дизайнер, он справится.
— Саш, а спальная? — я искоса взглянула на него и он, кашлянув, добавил. — То есть спальни…
— Мне все равно, — как можно равнодушней заметила я, дразня его. — Хотя,…скажи Сауду, твою спальную пусть сделает копией той… Может, я загляну к тебе,…прилечь.
— Сашка! — он схватил меня и закружил по комнате, я, смеясь, отбивалась, но от поцелуя не убереглась. Сколько месяцев прошло с тех пор, как мы держали друг друга в объятиях? Я чувствовала, как сбилось его дыхание, как руки сильнее прижали меня к крепкой груди. Брызнули прочь мелкие бисеринки пуговиц моей блузки, губы Станисласа прикусывали кожу на моей шее. Сквозь ткань я ощущала бедром его вздыбленный, готовый к атаке орган. Руки Станисласа страстно сжали мои полные молока груди. Я простонала, до крови закусив губу.
— Саша, ну,…пожалуйста… — от возбуждения его голос приобрел хрипотцу. — Я с ума сойду!
— А вдруг няня вернется? — хваталась я за соломинку, поняв, что меня он не выпустит.
— Не вернется,…пошли в кроватку, — не выпуская моих рук, развернул меня как в танце, и стал подталкивать к тахте, двигая бедрами, он терся о мои ягодицы отвердевшей, как броня плотью. Когда Станислас толчком вошел в меня, осужденная на пожизненное заключение военным судом стыда, страстность, освободилась из многомесячного плена, расправила свои тугие кольца, змеей сдавила горло, как крапивой обожгла внутреннюю сторону бедер, от ритмичных движений Станисласа зажгла внутри фитиль оргазмической бомбы.
— Не спеши, дай мне насладиться, я хочу долго любить тебя… — горячечно просил Станислас, то, замедляясь, откинув тело на руках, то вновь, сильным толчком, устремляясь в глубины, жаля мою одичавшую воинственную страстность.
Я не справилась. Фитилек оказался короток, взрыв был настолько силен, что своей силой раздавил последнюю оборону Станисласа, увлекая с собой и сметая на своем пути редуты обеих сторон. Он еще возвышался надо мной, удерживая на руках стройное тело, спина выгнута, влажная как после купания, он еще оставался во мне, но насытившаяся змея уже ослабила кольца, отпуская свою жертву.