Любовь в мире мертвых
Шрифт:
Он положил теплые, сухие пальцы ей на щеку, успокаивающе погладил, прошептал:
— Спи, кошка, спи. Тебе надо отдохнуть.
— А ты мне приснишься? — сквозь сон спросила она, и, не в силах устоять, потерлась щекой о его ласкающую ладонь.
— Да, кошка, приснюсь.
Нина тихо вздохнула во сне. И улыбнулась.
Он не врал ей никогда.
***
— Эй, мисс, не стоит подходить так близко к клетке!
Нина с трудом оторвалась от разглядывания шикарного полосатого зверя, и недоуменно покосилась
Он повернулась к клетке, демонстративно облокотившись на ограду, надеясь, что это недоразумение свалит.
Не хотелось реагировать.
В конце концов, она ходит сюда уже неделю, каждый раз сидит у клетки по полчаса, и никого это не ебало.
До сегодняшнего дня.
— Мисс, прошу вас, отойдите от клетки! — Вот же пристал! — У тигров очень длинные лапы, вы и не заметите, как Шива вас достанет!
Нина лизнула мороженое, делая вид, что не слышит. Мысленно уговаривая мужика свалить. Ну должен же у него быть инстинкт самосохранения!
— Мисс!
А вот это уже наглость!
Нина резко повернулась, сбрасывая с себя твердые пальцы, намереваясь жестко разъяснить надоеде, кто есть кто.
И кто сейчас полетит пересчитывать ступени жопой, а кто продолжит любоваться красоткой — тигрицей на том расстоянии, которое считает удобным.
Но рука смотрителя оказалась неожиданно крепкой, а взгляд завораживающе темным.
Завораживающе.
Нина ошеломленно уставилась в его глаза, гипнотизирующие ее черной пульсирующей радужкой, и не сразу смогла сделать вдох.
Далеко не сразу.
И, наверно, кислородное голодание сказалось на мозге, потому что дальше были провалы в памяти.
Вот она стоит напротив, смотрит. Не отрываясь, падая в манящую черноту.
Вот они уже в какой-то, пахнущей пылью, сеном, зверем, подсобке.
Она проводит руками по его плечам, задевает рассыпавшиеся по груди дреды, наклоняется, хищно втягивая дрожащими ноздрями его крепкий, мускусный запах.
Вот ее спина чувствительно обдирается о жесткую некрашеную стену помещения, когда он, не особо церемонясь, сажает ее на узкий стол и задирает тонкую летнюю юбку.
Замирает на секунду, опять внимательно и гипнотически заглядывая в глаза, давая понять, что итоговое решение все-таки за ней.
Нина тянется к нему сама, стремясь почувствовать вкус пухлых твердых губ, ощутить гладкость горячей темной кожи.
И мужчина срывается, набрасывается на нее, без заминки, без сомнений. Без ограничений.
Жадные руки сминают легкое платье, заворачивая его наверх, добираясь до тонких, незаметных практически трусиков, которые даже снимать не требуется, достаточно просто сдвинуть в сторону.
Широченные ладони ложатся на ягодицы, подтаскивая ближе, заставляя откинуться назад, опять касаясь грубой стены.
Он смотрит ей в глаза, опять смотрит, жадно и внимательно, когда делает резкий рывок внутрь. В нее.
И это отчего-то внезапно, так внезапно. И так… Невероятно.
Он сразу начинает двигаться, заставляя ее вскрикивать от каждого толчка, сжимать его бедрами, непрерывно и беспорядочно целовать губы, щеки, плечи мужчины. Он притягивает ее за бедра одной рукой, втискивая в себя максимально сильно, не давая свободы движения, а пальцы другой кладет ей в раскрытый в стоне рот, непонятно, то ли стремясь заглушить ее звуки, то ли, наоборот, вызвать еще более громкие и томные.
Нина с наслаждением облизывает его пальцы, с хлюпом втягивая их в рот, и глаза мужчины становятся просто невероятно, пугающе глубокими. Жесткими.
Он резко прижимается к ее губам в грубом, жестоком даже поцелуе, обхватив мокрыми от ее слюны пальцами за шею, сковывая ее, не давая отклониться, двинуться ни от него, ни навстречу.
Движения его становятся совсем дикими, глубокими, болезненными, и Нина, понимая, что он срывается уже в оргазм, следует за ним, ловя его последние всплески, накладывая его ощущения на свои, содрогаясь всем телом, распластываясь по нему, как кошка.
— Меня зовут Иезекиль, — чуть отдышавшись, шепчет он ей.
— Приятно познакомиться, Иезекиль, — с тихим смешком отвечает Нина, и, не удержавшись, опять проводит руками по его длинным, роскошным дредам.
Потом, уже поправляя одежду, лукаво спрашивает:
— Ну как, мне можно поближе познакомиться с той шикарной кошкой?
— Нет уж, — усмехается он, притягивая ее к себе, шепчет в ушко, — с хищными кошками в этом зоопарке могу гулять только я.
Он сдерживает слово.
Всегда сдерживает.
Не подпуская ее близко к клетке, но позволяя смотреть, как он играет с Шивой и кормит ее.
Не интересуясь у нее, кто она такая, но молча и умело зашивая пулевое, по дурости схваченное на последнем заказе.
Не спрашивая разрешения, просто утаскивая ее в любое подходящее и не подходящее место в зоопарке, где она буквально прописывается с некоторых пор, любя ее так, как никто и никогда.
Как она не позволяла никому и никогда.
Чувствуя в ней легкую независимую кошачью натуру, понимая ее, так, как понимает свою большую полосатую подругу.
Это странные, непонятные недоотношения.
И они ей безумно, безумно нравятся.
И когда на улицах становится тесно от ходячих мертвецов, она, только что вернувшаяся из небольшой и не очень интересной командировки, спешит в зоопарк в первую очередь.
И никого там не находит. Даже животных кто-то успел выпустить из клеток.
Нина уходит.
С ее навыками ей несложно выжить в одиночестве. Даже наоборот, просто.
Но она не хочет больше быть одна. Она хочет быть с ним.