Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 1
Шрифт:
— То есть наконец-то ты уберешься отсюда, сегодня же, и не покажешься до самой свадьбы Кэри! — взревел Клайд. — Чего тебе надо от меня?!
— Ага, значит, не показываться до свадьбы Кэри, так? Я понял тебя. Видишь ли, я весьма восприимчив к намекам. Значит, так. Мой тесть оказался ужасным скрягой. В общем-то, он доволен, что вынудил нас с Мейбл жить вместе с ним в его гигантском мавзолее, иначе он остался бы совершенно один. Но, знаешь, он одержим некой странной идеей: он считает, что мужчина обязан содержать свою жену, даже если этот мужчина — бедняк, а отец жены — современный Мидас [38] . Словом, я мог бы просто тратить немного наличных денег и не стал бы мучиться угрызениями совести, принимая их. В конце концов,
38
Царь Фригии (738–696 гг. до Р. X.) — согласно греческому мифу, Мидас был наделен способностью обращать в золото все, к чему бы он ни прикасался.
— Я дам тебе эту сумму сразу же после того, как Кэри отправится в Европу, если ты заткнешь свою поганую пасть.
— Черта с два! Ты дашь мне эти деньги сейчас, причем — наличными. А потом заплатишь за люкс в «Сент-Чарлзе», где ты так настойчиво собираешься поселить нас с Мейбл. И, разумеется, тебе придется оплатить все наши случайные мелкие расходы в Новом Орлеане.
Наглость этого требования подчеркивалась еще и тем, что, выкладывая свои условия, Бушрод с преспокойным видом оставался сидеть в кресле и чуть заметная улыбка не сходила с его губ.
— Хорошо, — ровным голосом согласился Клайд. — Я отдам все… сейчас… при условии, что ты и твоя жена немедленно покинете Синди Лу и не вернетесь сюда до дня бракосочетания Кэри, а после ее свадьбы покинете это место навсегда. Ты получишь двадцать тысяч долларов и ни цента больше. А это означает, что тебе не стоит подписывать счета в Новом Орлеане, ошибочно считая, что я уплачу по ним как по «случайным и мелким».
С этими словами он подошел к сейфу. Его тяжелая наружная дверца не была заперта, и, открыв ее, Клайд отпер внутреннюю дверцу ключиком, прикрепленным к цепочке для часов. В одном отделении сейфа виднелась шкатулка с драгоценностями. Из другого Клайд извлек черную лакированную коробочку, вынул оттуда несколько пачек банкнот, проверил маркировки на коричневых бумажных лентах, опоясывающих пачки, и швырнул их на письменный стол.
— Здесь десять тысяч долларов, — коротко произнес он.
— Я назвал сумму в двадцать тысяч, — возразил Бушрод и, увидев, что Клайд потянулся к ручке и чернильнице, поспешно добавил: — И никаких чеков. Только наличными!
— Разумеется, ни о каких чеках не может быть и речи, — глядя с откровенным презрением на пасынка, проговорил Клайд. — Ведь чеки возвращаются банком, когда они аннулируются, верно? Неужели ты подумал, что я пойду на такой огромный риск, чтобы твоя мать случайно узнала о чем-нибудь? Но в доме имеется всего десять тысяч, теперь они твои. Я также собираюсь выписать в судоходную компанию «C&L» распоряжение о выплате его предъявителю десяти тысяч долларов наличными. И это будет все. Больше ни цента. И никаких так называемых «случайных» расходов, никаких выплат в будущем.
Теперь Клайд был так же спокоен, как и пасынок. Больше оба не промолвили ни слова. Когда Бушрод повернулся и вышел из кабинета, Клайд так и остался стоять возле открытого сейфа.
С отъездом Мейбл и Бушрода напряжение в Синди Лу тут же спало, вернулась атмосфера гармонии с налетом приятного волнения. Приехал кузен Стэн, и на плантации воцарилось веселье, сдобренное лучшим вином судьи, которое кузен, как всегда, не забыл прихватить с собой. Из Нью-Йорка в личном автомобиле прибыл мистер Стодарт, которому неожиданно взбрело в голову приобрести
— Не сердись на меня, что я сомневалась в твоей любви к Савою, — проговорила она. — Я просто не вынесу, если ты уйдешь от меня с какой-нибудь затаенной обидой. Со временем ты поймешь, что я хотела тебе такого же счастья в браке, как у меня.
— Я все понимаю, мамочка! Сначала я не понимала, а теперь все, все понимаю! — с чувством ответила Кэри.
Несколько секунд они стояли обнявшись, с повлажневшими от слез глазами. Потом расцеловались. И, уходя от матери, Кэри не нуждалась в уточнении, о каком из своих браков та говорила.
Уже совсем рассвело, когда разъезжались последние гости: танцы и веселье царили почти всю ночь. Особенный восторг и аплодисменты вызвал многоцветный менуэт, ибо такого танца еще не было ни на одной из свадеб в этих краях. Девушки медленно скользили по полу, обмахиваясь веерами в такт музыке, а потом их, словно пушинку, лихо подхватывали партнеры. Сейчас девушкам помогали садиться в ожидавшие их кабриолеты, экипажи и кареты.
Люси, стоя в дверях, с улыбкой махала всем на прощание платочком, пока последние гости не скрылись из виду. Однако Клайд, стоявший рядом, не мог не заметить сильной бледности и других признаков утомления на ее лице. Он обнял ее, нежно прижал к себе и поцеловал в щеку.
— Ну вот, наконец-то все кончилось. А теперь я собираюсь как следует отдохнуть и выспаться и знаю, что тебе тоже не помешает это. — И не успела она произнести слова протеста, как он легко подхватил ее на руки, отнес наверх и с победным видом опустил на пол уже у кровати, возле которой ожидала Люси ее служанка Дельфия. Клайд, уходя из спальни жены, прощально помахал рукой квартеронке и произнес: — Спокойной ночи, Дельфия… вернее, утро… Миссис Бачелор позвонит, чтобы ей принесли кофе. Нет, подожди-ка минуточку. Поставь-ка ячменный отвар около ночника, какой миссис Сердж подарила на прошлое Рождество миссис Бачелор. Горячее пойдет ей только на пользу, и выпить его надо прямо сейчас. А потом миссис Бачелор поспит.
Дельфия понимающе кивнула и удалилась. Когда служанка ушла, ее хозяйка уютно устроилась среди мягких подушек, и, как только дверь закрылась, Клайд вылил в чашечку содержимое небольшого чайника с нарисованными на нем птичками и протянул ее Люси, нежно приговаривая при этом:
— Дорогая, постарайся выпить все, если сможешь. Я знаю, тебе необходимо выпить это.
Чтобы его не огорчать, Люси глоток за глотком с трудом выпила отвар; и, хотя она сразу послушно улеглась, когда он принял пустую чашку у нее из рук, прошло еще довольно много времени, прежде чем он услышал ее спокойное дыхание и убедился, что она наконец уснула.
Сняв ботинки, он взял их в руки и на цыпочках вышел из спальни Люси. Стараясь ступать как можно осторожнее, спустился вниз, прошел холл, где на полу валялись уже увядшие цветы, и вошел в обеденную залу. На столе возвышались пустые бутылки из-под шампанского и лежали печальные остатки огромного свадебного торта, наспех прикрытого на ночь мятой белой скатертью. Только тут он надел ботинки и, пройдя на кухню, приготовил себе кофе. С чашкой в руке добравшись до кабинета, он подбросил поленьев в затухающий камин и отпер письменный стол. Достав из ящика свои гроссбухи, он долгое время сидел, пристально глядя на них, так и не притронувшись к кофе.