Любовь в прямом эфире

Султан Лия

Мама хихикнула, папа нажимает на газ, едва загорается зеленый.

— Так и что там за Лев такой? — не унимается батя.

— Да так, — пожимаю руками, — старый знакомый. Очень старый, я бы сказала.

Припадаю лбом к окну и смотрю на пролетающие огни ночного города. Папа понимает меня и включает любимое радио Ретро, где Шатунов поет про седую ночь…и только ей доверяю я.

Дома меня встречает похорошевший Кеша. Все эти дни он вел себя очень хорошо и ни разу не сбежал. Наверное, котик перенес сильнейший стресс

и теперь будет тише воды ниже травы. Не хочется ему откинуть лапы в самом расцвете.

Переодеваюсь в домашнее, иду на кухню и глотаю таблетки, коих у меня несколько штук. Подношу к губам стакан с водой и вздрагиваю от звонка в дверь. Жидкость расплескивается и попадает на футболку. Но и это мелочи. Сердце вздрагивает от того, что я понимаю, кто ко мне пришел. Конечно, он. Кто же еще?

Еще один нетерпеливый звонок. Коленки дрожат, но я иду открывать. Все чувства вновь обостряются до предела. Слышу щелчок замка, нажимаю на ручку, толкаю тяжелую дверь и выхватываю в полутьме два голубых огонька.

— Поздно уже, — шепчу я, впуская его к себе.

— Прости. Не мог дождаться утра, — переступив порог, еще не разувается, а сканирует меня, мое настроение.

— Где сын? — сжимаю край консоли, ища в ней опору.

— Они с племянником у бабушки.

— Ясно.

Наблюдаю за тем, как он быстро снимает обувь и скидывает куртку. Один широкий шаг и вот уже заглядывает в мои глаза и поглаживает большим пальцем щеку, другой рукой обнимает за талию. Знаю, я слишком многое ему позволяю. Как там пела бабушкина любимая Валюша? “Сердце мое — не камень” и “Я не могу иначе”.

— Скажи, что скучала, — просит он тихо.

— Нет, — слежу за тем, как светлые брови сдвигаются к переносице.

— Врешь опять, — усмехается и палец с щеки перемещается на губы. Чуть раскрываю их и закрываю глаза.

А дальше все по новой…

Куда-то летит моя футболка, под которой нет бюстгальтера, и его пуловер. Осмелела настолько, что сама потянулась к ремню на его джинсах и сама же его расстегнула. Целуясь, как сумасшедшие, двигаемся в спальню и забываем включить свет.

— Ну скажи! — требует он, оказавшись надо мной.

— Нет! — стою на своем, за что получаю наказание, как провинившийся ребенок.

— Не признаешься? — выпытывает он, подняв мои руки и зафиксировав их над головой.

— НИ. ЗА. ЧТО, — смеюсь ему в лицо.

— Хорошо, тогда пеняй на себя, девочка.

И снова я слышу от него признания в любви, но сама молчу и прикусываю язык каждый раз, когда хочу кричать, что я тоже его люблю. Но меня все еще держит страх…будто все это не по настоящему и снова останется лишь миражом в пустыне. Вместо этого, я кусаю его плечи, царапаю его спину, целую его губы, выкрикиваю его имя, обнимаю за шею, притягиваю к себе, забываюсь в его крепких объятиях.

— Нет, не уходи, — возвращает меня в кровать, когда я собираюсь встать.

Лев

заботливо укладывает меня рядом и кончиками пальцев проводит по позвоночнику. Сердце трепещет от того, что он помнит, как мне нравилась эта ласка. Я еще говорила, что если бы была кошечкой, то замурлыкала бы. Кошечка? Черт!

— А где мой кот? — чуть приподнявшись и посмотрев на Льва, интересуюсь я.

— Мя-я-яу, — бурчит он и мы вдвоем ищем его глазами.

Находим быстро, потому что горящие желтые очи в темноте способны довести до инфаркта.

— Господи! — выдыхает Лева.

Иннокентий царственно восседает на комоде и отчитывает нас как малолеток.

— Мяу! — говоря человеческим языком: “Срамота”.

— Если срамота, можешь не смотреть. Брысь отсюда! — сажусь на кровати и снова прикрываюсь одеялом.

— Мяу-у-у-у-у! — “Я говорил, что от этого двуногого одни неприятности. Ты мне не мать больше. Ты падшая женщина”.

— Чья бы корова мычала, Кеша. Каков сын, такая и мать. Все, давай шуруй на место!

Лев не выдерживает и прикрыв лицо широкими ладонями, трясется от смеха.

— Что ты ржешь? — ударяю его кулачком по груди.

— Прости, но ты просто так серьезно с ним всегда разговариваешь. Как будто он тебя понимает.

— Понимает. Коты самые умные животные. И по его интонациям я могу определить, в каком он настроении.

— По одному “Мяу”? — лыбится Лев.

— А знаешь, сколько оттенков может быть у одного “Мяу”. Есть протяжное “Мя-я-я-яу”, - начинаю жалобно тянуть букву “я”, пародируя Кешу. — Значит ему грустно или больно. Есть вот такое короткое и едкое “Мяу”. Это выражение недовольства, — с серьезным видом объясняю ему свою теорию.

— Ты сумасшедшая, — Лев тоже садится и начинает водить кончика носом по виску, вызывая во мне новое желание.

— Сонь, ты что-то решила? — низкий тихий голос ласкает слух, а теплое дыхание — кожу.

— Если я скажу тебе, что согласна, ты сделаешь все на моих условиях? — прикрыв веки шепчу я.

— Каких? — хмурится, вглядывается в лицо.

— Сдай сначала спермограмму, — твердо заявляю я. — Если твои товарищи — боевые — хорошо. Начнем работать. Если пороха в пороховницах нет, то не обижайся, я возьму молодого. Я сейчас не могу так рисковать, когда почти у цели.

Демонстративно отстраняется, кладет руки на согнутые колени. Губы становятся узкими, как нитка, кадык дергается, мускулы напряжены.

— Хорошо, — настроение меняется и сам Лев внезапно становится мягче. — Я сделаю, как ты хочешь. Все на твоих условиях. Для меня главное, чтобы ты была счастлива. Потому что я уже и так много чего сделал не так. Виновен по всем статьям.

— Снова потянуло философствовать, Лев Николаич?

— Нет. Просто…первое слово дороже второго, да, Соня?

— На что ты намекаешь? — склоняю голову на бок.