Любовь вне закона
Шрифт:
Войдя во двор, любой сразу понимал, как привольно и покойно жилось здешним обитателям когда-то. Ухоженная лужайка, большая беседка, качели, очаг для приготовления шашлыков и барбекю, а слева от входа – здоровенная ель, которую, наверное, было принято наряжать на Новый год, чтобы под ней с удовольствием выпить шампанского и проветриться после обильного праздничного стола. Вдоль ограды рядочком стояли кусты, кое-где торчали совсем еще молоденькие березки, в дальнем конце чернела клумба с сухими стеблями умерших цветов.
Уверенно ставя подошвы
«Если преступники уходили этим путем, то кто-то их мог заметить, – подумал Пампурин. – Но вероятность не слишком высока. По ночам тут вряд ли людно. Если и шастает кто, то исключительно спьяну. Как этот велосипедист, которого качает из стороны в сторону. Такой увидит и сразу забудет. Тот еще свидетель».
Покинув наблюдательный пост, следователь отправился в дом. Дубликаты всех ключей были ему предоставлены, родители погибших парней свое отголосили-отрыдали, так что произвести осмотр можно было без помех. Пампурин ознакомился с предварительными выводами и заключениями, но они его не удовлетворили. Акты и протоколы были составлены неряшливо, пестрели явными ошибками и огрехами, а это означало, что оперативная группа сработала непрофессионально.
Войдя в дом, Пампурин постоял, вживаясь в атмосферу. Он никогда и никому не признавался в этом, однако во многом полагался на интуицию, дополняющую логику, выстроенную на основании фактов. И эта самая пресловутая интуиция… или шестое чувство… или нюх – они подсказывали Пампурину, что прав не главный прокурор со своей версией ограбления, а предыдущий следователь, предположивший, что расстрел произвела неизвестная особа женского пола. Тем более что на брошенном пистолете были обнаружены дамские пальчики.
Настроившись на нужную волну, Пампурин медленно двинулся в гостиную, где произошла трагедия. Он был целеустремлен и собран, как ищейка, берущая след. Он весь превратился в аналитический агрегат, осматривающий место происшествия, фиксирующий все важные детали и следы, любые мелочи, представляющие интерес для следствия. Тут уже не было ни оперативников, ни других следователей, ни судмедэкспертов, ни понятых, так что Пампурину приходилось быть одному за всех.
Память у него была отличная. Он в деталях помнил все, что усвоил из протокола, и теперь мысленно сопоставлял чужие наблюдения и выводы со своими. Пампурин точно так же, как Деев до него, определил места, где находились участники трагедии, когда собрались в комнате.
«Их было четверо, – звучал размеренный голос в голове следователя прокуратуры. – Трое стояли приблизительно вот здесь, здесь и здесь. А гостья сидела на диване. Сюда она прибыла добровольно, однако потом пожалела о собственной неосмотрительности. Должно быть, оценила опасность еще до того, как увидела, что Сочин недвусмысленно расстегнул штаны. Во всяком случае, пистолет уже был у нее под рукой. Принадлежал ли он ей? Или она наткнулась на него случайно? Вот что нужно выяснить в первую очередь».
«Постой, постой, – сказал сам себе Пампурин. – Тебе же ясно объяснили, чего от тебя ждут. Расстегнутые штаны и пистолет никак не вписываются в версию, подкинутую прокурором. При чем тут какая-то девица? Ты должен искать грабителя или, лучше, нескольких. Вели операм схватить подходящих типов, подгони факты, состряпай свидетельские показания, подсунь парочку соответствующих актов экспертизы – и дело в шляпе. Распопов назначит тебя помощником, получишь серьезную прибавку к жалованию, приятно удивишь Машу и сядешь за руль престижного внедорожника. Не рассусоливай тут, Валера. Все проще простого. Например, вызови сюда охранников под предлогом дачи свидетельских показаний. Они натопчут, отпечатки оставят, что-нибудь ценное сопрут сдуру. Вот тебе и банда готовая. Давай, действуй. Хватит ходить вокруг да около».
Несмотря на все эти внутренние призывы, Пампурин продолжал привычную работу. Определив места расположения персонажей, он опустился на корточки, шаря опытным взглядом по полу. На его памяти не было еще такого случая, чтобы не всплывали новые улики при повторных осмотрах и обысках. Всегда кто-нибудь что-нибудь упускал из виду.
«Кстати, нужно будет еще раз покопаться в мобильниках погибших, – напомнил себе Пампурин. – Стоп! Их ведь только два. А где третий? Это крайне важно, учитывая, что в наше время все, особенно молодежь, снимают на камеру все, что с ними происходит».
Не особо веря в удачу, но подчиняясь интуиции, Пампурин нашел длинный шест для регулирования положения штор, улегся на живот и стал шарить под диваном, выталкивая оттуда все, что там находилось. Вытолкал он зажигалку, пару персиковых косточек, клочок новогодней гирлянды, заскорузлый презерватив и новенький блестящий телефон.
Находка вдохновила Пампурина. Не теряя времени на то, чтобы подняться с пола, он попытался включить «Самсунг». А вот здесь его поджидала неудача. Мобильник был разряжен. Полностью. Так, словно его уронили включенным и больше не брали в руки после этого.
– Ты вел съемку, – сказал телефону Пампурин. – Я знаю. Как знаю, что зарядного устройства в доме нет, потому что ты не отсюда. Тебя принес сюда один из гостей. Принес и потерял. А искать не стал по той простой причине, что ты ему больше не нужен. Мертвые никуда не звонят. У них иные способы общения.
Эту тираду он произнес машинально, по привычке. Пампурин любил поговорить сам с собой. Такое проговаривание мыслей вслух помогало ему отрешиться от собственных проблем и сконцентрироваться.