Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
Да и к Юлиане с Эсфирью он явно симпатий не питал.
Вот что он подсыпал в напитки? Почему и Юлиана, и Эсфирь вдруг дружно заснули глубоким сном? Почему Пелагея, едва отпив горячего шоколада, ощутила слабость и мгновенно провалилась во тьму?
Из тьмы она выбиралась долго и мучительно. Как будто к ногам подвязали по гире, а грудь сдавили железными прутьями.
"Давай, ну давай же, открывай глаза!" — умолял ее кто-то крайне очаровательный (если судить по тембру). Умолял словно издалека, с противоположного берега реки, с
"Найду подонка — прикончу", — чуть погодя процедил сей занятный индивид.
Когда Пелагея наконец зашевелилась и шумно вдохнула, он предпочел испариться. Тайный поклонник или просто филантроп? Ай, да какая разница! Совершенно очевидно: он ее исцелил.
Ей было приятно сознавать, что о ней пекутся, что она важна. Но радость от этого факта омрачало одно тревожное событие: ее пытались отравить, и отравитель успешно скрылся.
— Юлиана, Эсфирь, вы как? — прохрипела Пелагея, сползая с сидения. Она опрокинула банку со светлячками, и та покатилась по полу к дальней стене.
И у Юлианы, и у Эсфири наблюдалось лёгкое головокружение. В остальном же с ними был полный порядок. Похоже, им подсыпали обычное снотворное. В отличие от Пелагеи. У нее в чашке обнаружился яд. Кекс со своим удивительно чутким носом его мгновенно распознал.
— Тот тип в маске оленя, р-р-рав! — прорычал пёс, топорща белую шерсть. — Это его рук дело.
— Пусть мне только попадется — укушу, — зловеще пообещал Пирог, черный, как мохнатая грозовая туча.
Лишь теперь Пелагея заметила, что поезд не движется, а на улице, укрывая кирпичные дома и каменные мостовые, крупными хлопьями валит снег.
Стояла глубокая ночь. Аккуратные низкие фонари рассеивали мягкое сияние и были похожи на подсвеченные изнутри мандарины.
Конечная. Край Зимней Полуночи. Пелагея сглотнула, до сих пор ощущая во рту горечь от яда. Подобрала свою банку и накормила светлячков парой ласковых слов. Кекс и Пирог засеменили к выходу, стуча коготками по линолеуму.
— Гляньте, куда нас занесло! — воскликнула Юлиана. Она тоже увидела снег и поёжилась, обхватив себя руками. — Не зря Эсфирь советовала мне утепляться.
— Когда это я такое советовала? — удивилась та.
— Да во сне, во сне…
Всё происходящее тоже изрядно смахивало на сон.
Пелагея первой спустилась по крутой металлической лестнице, держа перед собой светлячков. И ступила прямиком в белый невесомый пух. Снег укладывался периной, сверкающей в свете фонарей. Сыпал с неба, как конфетти. А небо напоминало огромный отрез антрацитового бархата с серебряной вышивкой звёзд.
Снег лежал повсюду. И было даже немного совестно нарушать целостность этого великолепия.
Где-то в городке тихонько играла старая заезженная пластинка. Было свежо и морозно. И Пелагея приготовилась мёрзнуть, но от перстня с изумрудом по телу вдруг разлилось блаженное тепло, будто кто-то невидимый укутал ее, Пелагею, в колкую шерстяную шаль.
Юлиана слыла мерзлячкой, каких поискать. И лично ее никто в шаль не укутывал. Она сошла с поезда и пригрозила, что сойдет с ума, если ее сейчас же не пустят в один из этих расчудесных кирпичных домов.
Эсфирь слыла закалённой и стойкой. Но даже ей не улыбалось закоченеть на ледяном ветру.
— Идемте, — сказала она. — Надеюсь, жители здесь гостеприимные.
По правде, жителями тут и не пахло. Ни Кекс, ни Пирог не учуяли ни единого следа.
— Вымерли тут все, что ли? — буркнул Пирог и фыркнул, зарывшись мордочкой в сугроб.
— Пха! "Вымерзли" — звучит лучше, — сострила Юлиана. И, обняв себя за плечи, трусцой припустила по улочке.
Пелагея и Эсфирь не отставали. Они бежали следом, то и дело заглядывая в окна.
Несмотря на то, что в каждой (исключительно в каждой) квартире теплились огоньки, дома казались пустыми. Там, в тишине и тепле, за драпировкой штор и усыпанным блёстками тюлем, светились фонарики гирлянд, трещали камины, закипали чайники и топорщились ароматные ёлки. Граммофоны играли меланхоличный блюз, а радиоприемники новой модели транслировали новогоднюю концертную программу.
Но гирляндами решительно никто не любовался, у каминов никто не грелся, и на музыку всем было плевать. Людей в комнатах не наблюдалось.
Да и не были дома в городке рассчитаны на людей.
На совесть сложенные из обожженного кирпича, они подошли бы, скорее, каким-нибудь коротышкам-эльфам. И если Юлиана хотела воспользоваться благами местной цивилизации, ей стоило приготовиться к тому, что перемещаться от камина к чайнику и обратно она будет на четвереньках.
"Гори, звезда ясная… Гори, звезда ясная…" — заедала пластинка где-то во дворах.
Белые хлопья с четко оформленными снежинками падали и падали, словно кто-то наверху поставил перед собой цель засыпать город до самых флюгеров.
Юлиана тоже была бы не прочь упасть. Желательно на диван.
Она всерьез вознамерилась вломиться в чужое жилище.
И вот что удивительно: ее верные следопыты в кои-то веки принесли пользу.
Кекс и Пирог унюхали самый уютный дом с дверью, которую забыли закрыть. Поэтому Юлиана великодушно разрешила им слопать в этом доме всё, что плохо лежит. А затем заявила, что лично она готова съесть целого кабана.
И тут Пелагея поняла наконец, что ее тревожило, пока она блуждала по заснеженным улочкам. Несостоявшийся убийца с пакетом на голове — он ведь ускользнул и наверняка бродит сейчас где-то в краю Зимней Полуночи, вынашивая коварный план.
На сей раз она имела дело не с кабаном и не с цветочным горшком. А с человеком. И она знала: человек просто так не сдастся. А значит, обязательно вернется, чтобы завершить начатое.
Глава 6. Дом, где случается что угодно