Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
— Та-а-ак, — протянула Эсфирь. — А что подвеска делала рядом с сундуком? Нет, давай-ка перефразируем. Что ты еще натворила, помимо этого?
— Двери «К себе» больше нет, — потупившись, тихо произнесла Юлиана. И шмыгнула носом. — Значит, получается, Пелагея без помощи останется? Но ты вроде говорила, есть еще способ. Пожертвовать своим заветным желанием или каплей энергии. Ты ведь сможешь всё устроить, даже если дверь исчезла?
— Да неужто ты о других думать начала! — всплеснула руками Эсфирь. — Ничего я не
Она подбежала к серванту, порылась в вазочке с конфетами и что-то нацарапала карандашом на оберточной бумажке. А потом выловила из воздуха не пойми что — какое-то черное бесформенное страшилище, привязала к его лапе записку и, распахнув окно, выкинула страшилище вместе с запиской во тьму кромешную, где вдобавок мела пурга.
— Ничего, долетишь, — бросила Эсфирь туда же, в ночь. — Адрес: ледяной замок ОУЧ. Шеф Ли Тэ Ри. Доставишь — и свободен.
— Что это сейчас было? — ахнула Юлиана.
— Из-за утечки Разной Жути мои чары сбоят. Пока что поломка локальная, но не исключены и глобальные неполадки, в долгосрочной перспективе, — с налетом фатализма на лице отозвалась та. — Тебе хоть известно, подруга, какую ты катастрофу учинила? Ящик выпустил на волю свое содержимое без вмешательства Вершителя. Я ведь долго его не открывала. Пакость внутри него настоялась, перебродила и стала махровым злом. И теперь зло неуправляемо разбредется по мирам. А может, и того хуже, достанется кому-то одному. Тому, кто хочет разрушений.
Киприан нарочито громко вздохнул и посмотрел на Юлиану с упреком. Он пил чай из потрескавшейся чашки, сидя возле облупившегося камина на хромоногом стуле. Пламя грело еле-еле. В щели между досками обшивки задувал ветер.
«Выкинешь еще какой-нибудь фокус — и прорасту. Точно прорасту», — читалось по глазам Вековечного Клёна.
Кекс и Пирог, разлёгшись на полинялом коврике, извернулись и последовательно послали в сторону Юлианы по взгляду, где сквозило чистейшее собачье недовольство.
«Ну, хозяйка! Ну, учудила!»
Юлиана адресовала всем троим ответный колючий взгляд и картинно развела руками:
«А почему, собственно, на меня все бочки? Сундук не мой, не я его запирала и в погреб ставила».
Вторая виновница беспорядка в перестрелке взглядами не участвовала. Она продолжала фокусироваться на своем представлении о прекрасном, восседая на полуистлевшем пуфе и сосредоточенно поджав губы. Только вот толку от этого было мало. Потуги Эсфири выцедить из пальцев хоть какое-нибудь мало-мальски годное волшебство терпели провал за провалом.
— У тебя на голове бардак, — отвлеклась она после очередной неудачной попытки. — Причешись.
— Главное не то, что на голове, а то, что в ней, — авторитетно изрекла Юлиана.
— Ну и что у тебя там?
— Бардак, — немного помедлив, призналась та.
Эсфирь сочувственно покивала. С ее головой творилось примерно то же самое. Что внутри, что снаружи — полная неразбериха.
***
Куратор вихрем усвистел в библиотеку, как только Пелагея уснула.
— На вот, семена тебе принёс. Березовые, — как-то неловко и скованно сказал он, вручив ей перед сном мешочек. — Можешь сажать, где захочешь.
Пелагея кивнула, легла в постель и притворилась, что засыпает. Она прекрасно видела: Ли Тэ Ри сам не свой, ему нужно выпустить пар, выплеснуть накопившееся напряжение. Заняться каким-нибудь общественно полезным делом.
Она понятия не имела, что шеф отправится в читальный зал организации и станет выискивать информацию о проклятиях.
Как только он выскользнул из комнаты, Пелагея перестала притворяться, развязала мешочек и посадила березу прямо там, на полу, аккуратно разместив семечко по центру ковра. А сама улеглась рядом, подложила руку под голову — и не заметила, как задремала.
Ей снилось, что береза тянется ввысь, наращивает годовые кольца, покрывается темными горизонтальными шрамами, которые позволяют дышать.
«Дыши, глупая фея! Ты же не хочешь, чтобы я по твоей вине пылью развеялся?» — услышала Пелагея сквозь сон и рывком очнулась от забытья, жадно хватая ртом воздух. Точно из проруби вынырнула, долго пробыв подо льдом.
Что-то тяжелое, суматошное толкалось в груди. «Дыши, дыши». Слова из сна въелись в подсознание, застряли там, как новогодний куплет на повторе.
Сильно хотелось пить, голова кружилась, будто Пелагею только что на аттракционе прокатили. Страшно ломило кости.
— Что со мной? — пробормотала она, с неимоверным трудом переместившись в сидячее положение. — Да что ж такое-то?
Перед глазами вилась мошкара, которую было никак не прогнать. Пелагея проползла по ковру на четвереньках и стукнулась лбом обо что-то твердое. Подняла голову — и ахнула.
— Береза. Березка моя родимая!
Вымахала, как на заказ, стройная, пахнущая лесом и безмятежностью, с образцовыми отметинами на стволе. Она подпирала кроной потолок и едва слышно шелестела изумрудными листьями.
Пелагея обняла березу, прижалась виском к белой коре. Зрение прояснилось, и стало немного легче.
***
Когда Пелагея поняла, что вполне способна передвигаться на своих двоих, она направилась не к кровати и даже не в медпункт, как сделали бы все нормальные люди. Ее понесло в подземелье, к призраку и его гениальному (пока еще не законченному) аппарату для внутривенного вливания волшебства, который умещался в маленькой шкатулке.
Она решила придерживаться принципа: «Если пообещала, должна помочь». И ничего, что у самой ноги подкашиваются, давление скачет и вестибулярный аппарат шалит. Дело важнее.