Любовь зла
Шрифт:
— А если… я всё-таки возьму что-то у подруг… может, не очень фешенебельное, но… зато ещё больше жалости смогу вызвать..?
Я отрицательно покачал головой:
— Тебя могут вообще не пустить внутрь. Но если и пустят, никто не воспримет всерьёз.
— А если напрокат взять? Я слышала, сдают платья напрокат…
— Угу, в поношенном с чужого плеча прийти — не намного лучше.
Она сокрушённо вздохнула и уронила личико в ладони.
— Насть… А чего я добиться-то хочу?
— Что? — непонимающе захлопала она глазами.
— Ну, зачем я тобой манипулирую?
— Это
— Ну предположи.
— Ты что-то хочешь получить взамен.
— Что, например?
— Я не знаю… мою сговорчивость?
Умная девочка. Но и я не лыком шит.
— И? На что сговориться?
— Я не знаю! — в отчаянии. — Просто мозгов не хватает сообразить, но разве хоть один нормальный человек потратит такие деньги просто так?
— То есть, ты можешь альтруизмом заниматься, а я нет?
Она долго молчала, кусая губы. И наконец выдала:
— Ты обещаешь, что ничего не попросишь взамен?
— Обещаю.
На самом деле, попрошу. Но скажу, что это не взамен, а просто так. А она всё равно будет чувствовать себя обязанной. И это свинство, наверное, но, блин, а она не стрёмно поступает? Я перед ней наизнанку выворачиваюсь и хочу в благодарность всего лишь объятия получить, а она нос воротит…
— Ну… ладно. Я постараюсь платье беречь, может, мы его потом сможем сдать обратно в магазин…
— Да не парься. Будет тебе подарок. Компенсация за надзор надо мной на исправительных работах.
— Мне всё равно некуда в таких платьях ходить.
— Найдёшь. В театр, на выпускной какой-нибудь. Ты, кстати, любишь театр?
— Нет-нет-неет… — хитро улыбнулась Настёна. — Больше я на эту удочку не попадусь. Терпеть не могу театр. Скукота и тягомотина…
Ну и как её не тискать? Вредина, упрямица и кокетка. Руки сами тянутся. Козявка это видит, торопливо вскакивает с покрывала и даёт дёру. А я несусь следом, надуваясь, как парус, от переполняющих меня ощущений. Тут и азарт, и эйфория, и ещё целый коктейль. Она нужна мне не только потому, что убегает. Она САМА мне нравится, я буквально теряю голову от общения и соприкосновения с ней. Мне легко её догнать, но сама гонка доставляет удовольствие, поэтому ещё некоторое время мы носимся по парку, как малолетние идиоты, с визгами и рыком. А потом… Настя оказывается в моих руках, и это состояние ни с чем нельзя сравнить. Догнал. Добыл. Моя. Никому не отдам. Не отпущу. Девушка тоже выглядит слегка невменяемой после бега. Волосы растрепались, щёки горят, глаза сияют нездешним светом. И губы… дрожат… как будто ждут, просят поцелуя. А уж я-то как жду… Голова кружится и сама клонится к ней. А Настя не отстраняется, только смотрит ошалело. Наши губы даже соприкасаются на секунду — я успеваю почувствовать тепло и сладковато-терпкий запах дыхания. Я успеваю испытать зверский голод и нечеловеческую жажду по этому поцелую, но в самый последний момент нас прерывает чей-то окрик. Настя вздрагивает и отстраняется.
Глава 20. Игра в дружбу
Настя
— Молодые люди, это ваши вещи там? — усатый коренастый охранник указывает пальцем в ту сторону, где осталась подстилка и рюкзаки.
— Наши, —
Божечки мои, это что сейчас было?!
Это мы с Ярославом Дмитриевичем чуть не поцеловались?! Омг, неужели этот эгоистичный мальчишка всё-таки добился своего? Я ведь даже не сопротивлялась… и если бы не охранник — бог знает, чем бы это всё закончилось!
Но прислушавшись повнимательнее к себе, я не слышу никаких голосов сожаления. Мне не обидно, что нас прервали "на самом интересном месте", и я совершенно определённо не хочу продолжить. Отчего-то голова моя вдруг в одно мгновение прочистилась, и я пришла в разумное состояние сознания.
— Так, — строго сказала я, как только охранник удалился, — Ярослав Дмитриевич, пожалуйста, немедленно объяснитесь!
— В чём? — хмуро уточнил парень.
— В том, что происходит.
— Анастейша, выражайся яснее!
— Вы…
— Ты, вообще-то.
— Нет, вы. Кредит доверия обнулён!
— Да за что?!
— За вот это представление. Зачем вы пытались меня поцеловать?
Он оскалился:
— А ты как думаешь?
— Мне совершенно очевидно, что вы преследуете какую-то неизвестную мне цель, и пока вы не сообщите мне её, я отказываюсь вам доверять и… играть в эту… дружбу.
— Играть? Так ты делала это не искренне?
— Я-то да, а вот вы..!
— Насть, ну посмотри на меня! Ну какой из меня злоумышленник? Тебе самой не смешно?
— Но тогда зачем это всё: флирт, подарки, поцелуй..?
— Ты считаешь, что недостойна их?
— Глупости! Я говорю конкретно о вас.
— А со мной-то что не так?
— Вы, если забыли, сын мэра и…
— Никчёмный самовлюблённый мажор? — подхватывает с горечью.
— Ну… может, не совсем так, но я ни за что не поверю, что нравлюсь вам.
— Ну и зря. Я тебе уже говорил, и ещё повторю: ты мне нравишься.
В отчаянии я закусила губу: ну вот как с ним разговаривать?!
Ярослав Дмитриевич тяжело вздохнул:
— Как друг.
— Что?
— Ты мне нравишься как друг. Как человек. Необыкновенный и очень хороший.
От этих слов мне стало спокойнее.
— Ну и зачем тогда целоваться? — спросила я уже не так воинственно.
Молодой человек пожал плечами:
— Да просто накатило. Погоня эта и… Не знаю, не бери в голову.
Он протянул руку:
— Мир?
Я осторожно вложила в неё свои пальцы:
— Мир.
Он пожал их бережно, но крепко, а потом, как будто нехотя, отпустил.
— И называй меня, пожалуйста, Яр и на ты!
— Ладно. А ты не переходи черту.
— Я постараюсь.
Мы ещё немного погуляли, но атмосфера непринуждённости была безнадёжно испорчена, и я, сославшись на усталость, попросилась домой. Ярослав отвёз меня на своей шикарной машине в общагу, и я даже не стала требовать, чтобы он остановился вдалеке. Подъехал чуть ли не к самому крыльцу и на прощание тронул мою руку. Это было приятно. У него такие крупные, сильные, тёплые пальцы…
— До завтра? — спросила я. — Или ты опять куда-нибудь сбежишь?