Любовная лирика классических поэтов Востока

Рудаки Абульхасан

10

О блаженство! Я ликую, осчастливленный судьбой. Ты явилась в край забытых, в край покинутых тобой. Благосклонно улыбнулась и вошла. Не уходи! Дай упиться Близнецами — пылкой нежностью груди! Наконец-то, о всевышний, о владыка горних сил, Стан, подобный кипарису, я в объятья заключил. Вот он — светопреставленье, разрушитель всех основ! Я до светопреставленья любоваться им готов. Не тревожься, коль ударит караульный в барабан. Кто же спит, когда любовью на груди у друга пьян? О смеющаяся роза, о подобная луне, Из каких пришла чертогов подарить блаженство мне? С чем сравню тебя? С нежданно залетевшим лепестком, Что упал ко мне на ложе, занесенный ветерком. Ты

со мной! Со мной! О чудо! Да хранит тебя аллах! Недостойный, я любуюсь влажным жемчугом в устах. Но очнись, Хосров, умолкни! Хватит петь хвалу судьбе. Нет возлюбленной с тобою. Все пригрезилось тебе.

11

Скитаться на путях любви, о сердце, не устань! Бессильно тело без тебя. Бессильней, тело, стань! О ты, что взорами сердца кровавишь вновь и вновь, Пролей соперников моих еще обильней кровь! О камень сердца твоего разбиться буду рад. Да будет каменней оно и тверже во сто крат! Винят влюбленные тебя в жестокости. Пускай! Еще сильнее мучь меня, еще больней терзай! Сгорает сердце от любви. Взгляни, на нем зола. Коль ты довольна, пусть его сожжет любовь дотла! Благочестивый, жаждешь мне молитвою помочь? Молись: «Пускай безумцем он блуждает день и ночь!» Слезами скорбными Хосров оплакал каждый стих. Да будет счастлив он от слез соперников своих!

12

Кто зеркало вручил тюрчанке столь пригожей? Любуется собой, забыв меня, о боже! Терзает грудь мою мучительнее рока. Скажи, кто сотворил ее такой жестокой? Влюбленному в кумир нельзя искать Каабы. Иного божества возжаждал он тогда бы. Душа моя! Увы, я, пойманный кудрями, Не в силах погасить в плененном сердце пламя. Тюрчанка, не лови походкой плавной в сети! Пройдешь — не усидят сидящие в мечети. И столько метких стрел пускать в меня не надо. Давно убита дичь одной стрелою взгляда. О не трудись! Сражен Хосров своей любовью. Ты можешь кисти рук омыть горячей кровью.

13

Тюрчанка, пусть аллах тобой не почитаем, Перед тобой ничто вся Индия с Китаем. Хоть раз прими меня, чтоб я забыться мог, Забыл, как обивал напрасно твой порог. Сказала: «Не блуждай, о странник, сделай милость!». Могу ли не блуждать, коль сердце заблудилось? Я стражу по ночам у стен твоих несу И поверяю боль в твоих воротах псу. К чему ходить в мечеть сраженному любовью? Я к Мекке обращен, молюсь, а вижу брови. Пою о соловьях, о розах я пою, Чтоб только воспевать жестокую мою. Бывало, шел в цветник, блаженствуя заране, Теперь влечет меня твое благоуханье. Сожги меня, сожги неправедным огнем И пепел мой рассыпь на зеркале твоем! Рад голову Хосров подставить под удары, Коль для тебя в игре она подобна шару.

14

Рок разлучил меня с тобой на время, И жизнь влачу как тягостное бремя. Спроси того, кто знает боль разлуки, Что значит боль и что такое муки! И все же я тебе, изнемогая, Шипов моей тоски не пожелаю, Я смыл слезами на твоем подоле Кровавый след моей безмерной боли И поступил весьма неосторожно: Он обо мне напомнил бы, возможно. Молю, приди, но у мечети павой Не выступай походкой величавой: Воздеть горе не сможет дервиш очи И разорвет колпак и коврик в клочья. Хосров умрет у ног своей любимой, И пусть кричат: «Безумец! Одержимый!».

15

Ты правоверью враг. Твои уста и брови Отступников родят и льют потоки крови. Ищу с тобою встреч в мечетях, в кабачках. Влюбленному равно — что Будда, что аллах. И тот, и этот мир поправ одной ногою, На собственной душе они стоят другою. Нелюбящей Ширин тяжел Фархада взгляд, Но тяжести горы не чувствует Фархад. Пред подвигом любви

бледнеет подвиг ратный. Игрок идет на риск, влюбленный — на стократный. О брахман, приюти забывшего ислам. А может, пал я так, что чужд любым богам? Кричат мне: «Повяжись зуннаром, о блаженный!». Так исхудал Хосров, что как зуннары вены.

16

Все, кто в этот мир приходит, не останутся, уйдут. Да помянут тех достойно, кто достойно прожил тут! Всех живущих на прицеле держит меткая стрела. Нет числа пронзенным ею, и не будет им числа. У всевышнего в колчане та стрела всего одна, Настигает в одиночку, но настигнет всех она. Жить до светопреставленья не надейся. Только тот Так наивен, кто не знает, что у смерти свой расчет. Все уйдем, не в этом дело. Как уйдем — куда важней: Будут помнить ли могилу, позабудут ли о ней. Не моли о милосердье кровожадную судьбу: Дождь находит неизбежно водосточную трубу. Много тысяч караванов шло по нашему пути, Многим тысячам таких же предстоит еще пройти. Всяк живущий, коль не знал бы, что во прах вернется плоть, Возгордился бы безмерно. Мудро создал нас господь! Так ликуй, встречая весны, не печалясь, не скорбя, Будь доволен тем, что весен есть немало у тебя! О Хосров, как рак-отшельник не живи, пока не стар, Не торгуйся в лавке жизни, не скупясь бери товар!

17

Почему живешь бездумно, если разум дал аллах? В прах вернешься. Почему же не у неба ищешь благ? Рок созвездья сочетает. Не они, а рок — тиран. Что же шлешь проклятья плахе, если суд вершит султан? Схожи гурии с цветами. Почему ж один цветок Ты зовешь — нарцисс, другой же называешь — ноготок? Знай, ценнее постоянство сотен слитков и монет. Пусть оно тебя украсит, чести в ветрености нет. За удачей наступает невезения черед. Не горюй, коль нет удачи, не ликуй, коль повезет. Угодишь в силки корысти, помни, в том твоя вина. Что пенять на птицелова птице, алчущей зерна? Если льешь потоки крови беспощадною рукой, Не вопи, коль попадешься кровопийце. Сам такой! О богач, духовно нищий, не познавший суть свою, Неприкаянному сердцу нет покоя и в раю. Что печаль Хосрову в сладость, знает только он один. Разве сладость мук Фархада знала сладкая Ширин?

18

О, налей сегодня чашу, виночерпий, дополна, Ибо смерть — пустая чаша опьяненным без вина! Можешь душу взять, но телу дай испить блаженство рая. О, яви же благосклонность, чашу мне налив до края! Не молись, благочестивый, о спасении моем! Одержимость не покинет мой обжитый ею дом. Еженощно на безумье я настаиваю строки, Вероломству луколиких бесконечно шлю упреки. На листах моей тетради стонет каждая газель, И пустует до рассвета одинокая постель. Что ж, свече не мнится пламя адской огненной геенной, И сгорает, как в экстазе, мотылек самозабвенно. Коль тебя корит соперник, принимай укор за лесть, Коль твое склоняют имя из-за пери, это — честь. Нет, не подвиг пасть в сраженье, защищая правоверье. Подвиг — сжечь себя любовью, умереть во славу пери! Не проси, Хосров, пощады, коль любовь заносит меч, Перед ней бессилен разум, головы не уберечь.

19

Не в силах я насытить тобою взоры И, страстью одержимый, истаю скоро. У стен твоих ночами брожу бессонно В надежде, что услышишь скитальца стоны. Поверь, что для тавафа не пощажу и брови. Уже в тавафе ноги я стер до крови. Ты верности не веришь, но разве мало Печаль моих газелей тебе сказала? Мое на перекрестках бесчестят имя, Но все мечты остались, увы, пустыми. И все же я о лике твоем мечтаю, Хоть долгими ночами свечою таю. О как ты животворно благоуханна! Твой аромат почуяв, из мертвых встану. Пусть нет моей печали конца и края, Тебя на оба мира не променяю. К чему, Хосров, газелей твоих стенанья? Уже твое безумье вошло в сказанья.