Любовная лирика классических поэтов Востока

Рудаки Абульхасан

Ахмед-паша

(1420–1497)

Переводы В. Тихомирова

* * *

Здравствуй, пери моя! Ты здорова ли, весела ли? Дай, взгляну на тебя, ты здорова ли, весела ли? Луноликая, сладкоустая, ах жасминовая, Расскажи, не тая, ты здорова ли, весела ли? Ты, краса весны, роза вешняя, горе сладостное, Ах, печаль соловья, ты здорова ли, весела ли? Поцелуй меня — дай пригубить мне губы сахарные, Дай взглянуть на тебя, ты здорова ли, весела ли? Вышел в город Ахмед, всех

красавиц расспрашивает: Как ты, пери моя, ты здорова ли, весела ли?

* * *

Ты — коварство, ты, милая, — ложь, ты сжигаешь меня. Взглянешь — тысячу раз обожжешь, ты сжигаешь меня. Ты — свеча на пиру; я кровавые слезы лью; Ты с другими смеешься и пьешь, ты сжигаешь меня. Я рыдаю — пою; моя печень — свирель, в ней лады Прорезает страдания нож, — ты сжигаешь меня. Госпожа мироздания, в пламени вздохов моих Оба мира сгорают, — и все ж ты сжигаешь меня. Все другие — шипы, ты с шипами беседу ведешь, Мне же только печаль отдаешь, — ты сжигаешь меня. Виночерпий! Зачем ты мне чашу наполнил вином? — Пламя жидкое в горло мне льешь, — ты сжигаешь меня. Так страдает Ахмед оттого, что другим ты поешь, Мне же только насмешливо лжешь, — ты сжигаешь меня.

* * *

Твой локон с мускусом я сравнивал напрасно, — я не знал, Что лик твой мускуса черней! Теперь мне ясно, — я не знал! И сам я черным прахом был, но ты в меня вдохнула жизнь! О, как опасна красота и как всевластна, я не знал. С тех пор, как твой влюбленный взор моей душе послал привет, Я пил твое вино, — иных, влюбленный страстно, я не знал. Но если цель твоей души из праха создавать любовь, Зачем тебе лежать в пыли, страдать всечасно, я не знал. И если свечи на пиру горят и плачут обо мне, Зачем, когда сгораю я, ты безучастна, я не знал. Бежал я, страждущий Ахмед, бежал от гнева глаз твоих, Бежал к тебе. Иных путей искал напрасно, — я не знал.

* * *

И опять моя душа возле милой вьется, Будто сердце мое рядом с ее сердцем бьется. Сердце — роза, лик — бутон, стройный стан — чинара; Кипарис тюльпаноликий, как тюльпан смеется. Мускус утренней росы, освежив чинару, С кипарисового стана ароматом льется. Голубок моей души воспарил к чинаре И в когтях огромной птицы, беззащитный, бьется. В сердце сохраняй, Ахмед, эту тайну сердца, — Только разве тайна сердца тайной остается?

* * *

Кровью глаз пишу письмо, — о свидании молю, Ливни слез прольет перо в каждую строку мою. Я пишу, но сух мой слог — пусть пустыню слов моих Орошает слез поток, — я пишу и слезы лью. Раз в году свершают хадж — в Мекку ходят раз в году, Так и я лишь раз в году у твоих дверей стою. Сам себе твердил не раз, но к советам разум глух: Радость нам дается раз, — дважды не бывать в раю. Кровью изошел Ахмед, кровью изошло перо: Оба ранены тобой, — нас двоих спаси, молю.

* * *

В кольцо, как черный локон свой, меня скрутила ты, В

себя, о счастье черное, меня влюбила ты. К огню тоски приучен я — горю свечой в ночи, Бессонный, ибо погасить меня забыла ты. Луна и солнце — мотыльки перед твоей красой, А я — жаровня, грудь мою углем спалила ты. Я пьян, поскольку я влюблен в нарциссы глаз твоих, Я пью рубины сладких губ, — меня споила ты. О дева рая, ты — свеча, я — мотылек в огне, Сияньем красоты своей меня сгубила ты. Твой раб Ахмед страдает, он с тобою разлучен, Ах, если бы свиданья час мне подарила ты!

* * *

Луну ты можешь изловить арканом кос, красавица. Газели глаз твоих глядят, как лев на коз, красавица. Аллах! Какое колдовство! — роса бежит из глаз твоих, Бежит ручей по завиткам твоих волос, красавица. В саду души, лукавая, ты с головы до ног цветешь, Как будто нежной розы куст в душе возрос, красавица. Когда же в мире не поют коралл и жемчуг уст твоих, Текут алмазы двух миров — потоки слез, красавица. Не странно, что твои глаза Ахмед считает звездами — Их звездный блеск бессонницу ему принес, красавица.

* * *

Не розу я нашел — шипы! И вот бегу я прочь. Одежду жизни рвут шипы! Кто может мне помочь? Коль скоро звезды призовут тебя, о луноликая, Слезами я украшу ночь, как звездами точь-в-точь. Коль скоро в сердце не смогу сберечь великой тайны я, Как флейта, будет вся земля рыдать и день и ночь. В зенит восходит красота, и в пору полнолуния На лик луны издалека я поглядеть не прочь. Сказал я милой: «Я люблю! Я — раб!» Она ответила: «Я вырву сердце у раба и в прах велю столочь!» Сказал я: «Пусть умрет Ахмед от радости!» Ответила: «Благое дело! Может быть, ему смогу помочь…»

* * *

Думал, милой письмо напишу я едва ли, — я написал! На пергаменте сердца трактат о печали я написал. Как стенал соловей до утра, и на розах зари Пальцы ветра письмо о любви написали, — я написал. Как в пустыне разлук заблудился рассеянный взор, — Это мне гиацинты кудрей рассказали, — я написал. Ы чаше глаз, покрасневшей от слез, отразился твой лик, Словно образ, красавица, твой на коралле я написал. И горела свеча, и горел, как светильник, Ахмед, И о том, как любовью слова воспылали, я написал.

* * *

Света нет, если ты не приходишь ко мне каждую ночь, И луна в небесах зажигается не каждую ночь. Без тебя, луноликой, в обители глаз — темнота, Хотя сердца свеча истлевает в огне каждую ночь. Это счастье — глядеть на цветущие кущи кудрей, На смеющихся роз лепестки при луне каждую ночь. Завитки гиацинтовых локонов я полюбил, Что на ложе цветут, будто сад в тишине, каждую ночь. Этот пир восхваляет душа, благовонья куря, Чтобы дым, будто локон, вился в вышине каждую ночь. В сновиденьях Ахмед не бывает в раю потому, Что с тобой он в раю наяву, не во сне, каждую ночь.