Любовник Большой Медведицы
Шрифт:
— Ну дык правильно, — возразил Щур, — работать — это пусть конь. У него башка большая, и ноги четыре, и хвост в придачу, а у Маруды нашего что?
Хлопцы, сытые, один за другим отрывались от еды. Один только Фелек, ни на кого не обращая внимания, трудился, пока не прикончил все съестное без остатка. Болек Лорд начал рассказывать: «Знаете, хлопцы, знавал я бабу, которая каждый день ела яешню аж из тридцати яиц».
— Ну, точно была как наша Бомбина, — буркнул Бульдог, зажигая папиросу.
— …Раз как-то муж ейный решил пошутить и к ее трем десяткам, которые уже на сковородке
— Холера, и не лопнула! — выдохнул Славик, крутя головой.
— …Съела, значит, и сидит. Сопит как паровоз. А тут соседка приходит, спрашивает, чего красная такая? А она: «Ох, соседушка, или заболела я, или заболею скоро. Яешню из тридцати яточков чуть одолела!»
Хлопцы смеются и, закуривая, начинают рассказывать истории про обжорство. Тут двери сарая снова открылись и вошла Бомбина, изящно неся корзину, полную яблок и слив.
— Держите, хлопцы. Принесла вам погрызть… А накоптили! Смотрите, сарай не спалите!
— Да мы только на току курим. Мы осторожненько, — успокаивает Юзек.
— Ну-ну, смотрите мне!
Подняла руки и, специально выставив объемистые груди, долго поправляла платок на голове. Подпитые хлопцы так и ели ее глазами. А ей и понравилось. Сощурилась, повернулась, прошла туда и сюда, качая бедрами. Потом взяла корзину с огрызками и косточками и вышла из сарая.
Мне показалось, перед уходом она в особенности внимательно посмотрела на меня и улыбнулась. А может, ошибся? Может, та усмешка была для всех нас?
Трофида думал: отоспимся на мелине у Бомбины, а назавтра ввечеру обратно. Однако жиды не привезли из Минска товар для нас, чтобы нести назад, в Польшу. Когда стемнело, пришел Левка. Тер нервно худые ладони, чертыхался: «Холера на них с такой работой! Они думают, мы на поезде ездим!»
Отошли в угол сарая вместе с Трофидой, долго говорили вполголоса. Пару Юзековых фраз я уловил.
— Да мне-то брито-стрижено, с товаром идти или без!.. Деньги на бочку и мне, и хлопцам — и баста. Я за работой не гонюсь… А если крутить будете, так я вам все в печку, и капут!
Так что с сумерками начали мы собираться в дорогу. Левка остался у Бомбины, чтоб приготовить товар на следующий раз. А нам следовало вернуться в Раков и через два дня идти с новой партией товара.
Наконец, двинулись в обратную дорогу. Без тяжести за плечами шлось легко. Трофида сразу припустил. Я только и поспевал за ним, стараясь шагать ровно и широко. Похолодало. В сгустившейся над головой тьме высыпали искристые звезды. Попыхтев малость, я, наконец, пристроился под шаг Трофиды и уже не замечал, как переставляю ноги. Мерность движения, тишина вокруг усыпляли. Время от времени даже забывался, принимался мечтать. Улыбался сам себе, махал руками. Поймал себя на этом и громко рассмеялся. Трофида, не останавливаясь, повернул ко мне голову, спросил тихо:
— Сказал ты чего, нет?
— Не, ничего!
За пять километров от границы сделали привал в густых зарослях под берегом речушки. Водки не было. Закурили осторожно, отдыхали, лежа в густой траве.
Трофида прилег рядом. Долго молчал, потом повернулся ко мне.
— Ты
— Звезды? — переспросил я удивленно. — Да нет, не знаю.
— Жалко. Если драпать придется, так знать нужно до границы дорогу. Видишь вон те звезды?
— Которые?
Он указал пальцем: вон, семь больших звезд в северной части неба, ближе к западу. Вместе похожи на контур возка: четыре колеса и вроде дышла спереди. Повел пальцем (мне показалось, чуть не в самые звезды ткнул) — дескать, видишь, наконец?
— Ну, вижу. И что с того?
— Если нас пугнут и разбежимся, то держись так, чтобы те звезды были от тебя по правую руку. Понял? По правую!
— Понял.
Я долго смотрел на те звезды. Красивые они. И так чудно сверкают — разными цветами, множеством диковинных оттенков. И спрашивал себя, дивился: отчего они такие, почему сошлись? Может, как люди, любят друг друга и потому идут вместе по небу? А может, говорят друг с дружкой, подмигивают? Когда лучше к ним присмотрелся, то показалось: все вместе они похожи на лебедя.
Вскоре двинулись снова. Теперь Юзек не торопился. Время от времени останавливался, прислушивался. Тогда остальные останавливались тоже.
Незадолго до полночи вышли к границе. Трофида задержался между столбами. Я подошел к нему.
— Это столбы пограничные, а это, видишь, граница, — сказал тихо.
Я с интересом осмотрел столбы: четырехугольные, вкопанные на небольшеньких холмиках, сверху — номера и государственные знаки. На польском столбе нарисован белый орел на красном поле. На советском — прибита оттиснутая на жестянке пятиконечная звезда с серпом и молотом.
От границы пошли узкой межой к Поморщизне. Когда остановились передохнуть, вдруг услышали сзади придушенный шепоток Славика: «Хло-опцы-ы!» Посмотрели налево и увидели: что-то белое впереди нас движется. Не человек — уж больно малое и трепещет, колышется не по-людски, то взмывает вверх, а то припадает книзу. Будто призрак какой.
У меня аж сердце в груди заколотилось. Подошел к Трофиде.
— Юзя, что это?
— Холера его знает. Может, упырь, а может, бес какой поганый… Говорят, капитанская душа это. Погранцы тоже его боятся.
Позже Юзек рассказал мне такую историю: один капитан русской армии, поляк родом, уехал из России во время революции. Когда большевики забрали власть, вернуться уже не мог, а оставил в Советах жену с дочкой. Хотел их, конечно, забрать и потому приехал в пограничье. Остановился на хуторе под Выгонищами, у крестьян тамошних. Решил жить там, пока жену с дочкой не вытянет с Советов, принялся искать их. В конце концов попросил помощи у местных крестьян — ничего больше не оставалось.
А сын хозяев, взявших капитана на постой, служил когда-то в российской армии и хорошо знал дорогу на Минск. В конце концов согласился помочь капитану вернуть семью в Польшу… Вместе и двинулись в далекий путь. Пришли в Минск, а потом, спустя много времени и после множества приключений, добрались до Нижнего Новгорода, где капитан и оставил родных. Там и узнали, что жена умерла, а дочка Ирина живет у бывшего сторожа тюрьмы, где-то в предместье. Едва сумели ее отыскать, а отыскав, двинулись обратно.