Любовник моей матери, или Что я знаю о своем детстве (Карусель памяти)
Шрифт:
– Ох, простите, – она не могла нагнуться, чтобы подобрать упавшее – вокруг и так все плыло и покачивалось.
– Я подниму, – достав вилку и виноград, Рэнди положил все на свою тарелку. – Вы в порядке?
– В общем… да, – Клэр почувствовала, как ее щеки заливает румянец. – Со мной случаются иногда приступы головокружения, – призналась она. – Я знаю, что это как-то связано с той встречей на мосту. Тогда я чувствовала себя вполне нормально. Но теперь, стоит мне вспомнить о случившемся, как голова в буквальном смысле
– Простите, – сказал Рэнди. – Простите, что заставил вас заново все пережить.
Клэр отвернулась, не в силах выдержать его сочувствующий взгляд. Ей вдруг показалось, что она может расплакаться.
Рэнди забрал у нее пустую тарелку и положил ее в корзину. Затем он вытащил оттуда термос.
– Не желаете слабенького кофе?
– С удовольствием.
– Не стоило мне сразу наливать туда молоко, – добавил он. – Боюсь, я просто не подумал.
– Мне нравится с молоком. Честное слово.
Рэнди разлил в пластиковые чашечки светло-коричневый кофе.
– Несколько лет назад я упал с лестницы, – сказал он, вручая Клэр ее чашку. – Оступился, ну и… – он махнул рукой, показывая крутой вираж, и Клэр невольно вздрогнула. – Сломал тогда ногу. Стоило мне потом прикрыть глаза, и у меня возникало чувство, будто я вновь падаю вниз.
– Все верно, – кивнула Клэр. – Очень похоже на то, что я чувствую сейчас.
По лицу Рэнди скользнула грустная улыбка.
– Вы проявили настоящую самоотверженность, решившись поговорить со мной на такую болезненную тему.
– Наверняка и вам не просто было рассказать о том вечере, когда Чарльз упал с моста.
– Верно, – Рэнди опустил взгляд на свою чашку.
Воцарилось долгое молчание. Где-то за стенами театра просигналила машина, а затем вновь наступила тишина.
– Что ж, – сказал наконец Рэнди, – судя по всему, она обрела покой. Это то, о чем я постараюсь помнить.
– Я тоже стараюсь думать об этом, – кивнула Клэр.
Рэнди погладил аккуратно подстриженную бородку, разглядывая высокие окна часовни.
– В прошлый раз вы упомянули о своей сестре, – неожиданно заметил он.
Клэр удивило, что он помнит про Ванессу. Ей-то казалось, что он с головой был погружен в собственные мысли.
– Верно. Я написала ей после нашей встречи, – она действительно отправила Ванессе коротенькое письмо, упомянув о том, как бы ей хотелось встретиться и поговорить. – Ответа пока нет, но и времени прошло совсем мало.
– Когда вы виделись с ней в последний раз?
– В десять лет.
– Надо же. И что вы о ней помните?
Улыбнувшись, Клэр поднесла к губам чашечку кофе.
– У нас с ней было такое замечательное детство, какое только можно себе представить.
– Но вы же сказали, что ваши родители развелись, отец забрал вашу сестру к себе и вы с ней больше уже не виделись.
– Тем не менее, – пожала плечами Клэр, – наше детство и правда было
– Попытайтесь-ка убедить меня в этом, – он аккуратно промокнул салфеткой губы. – Я скептично отношусь к такому понятию, как счастливое детство.
– Ну, моим прадедом был Джозеф Сипаро, – начала Клэр. – Вам это имя что-нибудь говорит?
– Нет. А должно?
– В начале двадцатого века он был одним из лучших карусельных мастеров во всей стране, – Клэр заметно оживилась, рассказывая о своем прошлом.
– Правда? – с неподдельным интересом спросил Рэнди.
– Да. Умер он задолго до моего рождения, однако успел обучить искусству изготовления карусельных лошадок своего сына и моего деда, Винсента Сипаро. Вот дед-то и построил у себя во дворе настоящую карусель.
– Да что вы! Но разве к тому времени эпоха деревянных лошадок не подошла к концу?
– Это так. Но мой дед… – Клэр улыбнулась, припомнив своего обожаемого дедушку, – был человеком весьма эксцентричным. Всю свою жизнь он работал на ферме, но чем старше становился, тем больше ему хотелось вырезать карусельных лошадок. В конце концов он отошел от фермерских забот и начал строить карусель. Чтобы взглянуть на нее, люди приезжали к нему со всей страны. Для меня она была главной игрушкой – по крайней мере, летом. Во время занятий в школе я жила тут, в Вирджинии. С Ванессой, Мелли (нашей мамой) и нашим отцом. Но эти девять месяцев в году практически выпали у меня из памяти. Все, что я помню, – это Пенсильвания, наша ферма и дедушкина карусель.
Кровь на фарфоре.
Клэр провела рукой по глазам, чтобы стереть неприятный образ, и он, на ее счастье, почти сразу испарился.
– Звучит весьма заманчиво, – заметил Рэнди. – Кэри, моему сыну, сейчас десять, и я могу представить, как он обрадовался бы, если бы у него во дворе появился свой аттракцион. Может, не карусель, но что-то вроде того, – было видно, что Рэнди погрузился в собственные мысли.
– Так вы женаты, – с некоторым удивлением промолвила Клэр. По какой-то причине она решила, что Рэнди холостяк, и теперь была рада тому, что и о нем есть кому позаботиться.
– Я в разводе, – эта фраза положила конец ее фантазиям. – Развелся около года назад. Сын остался с матерью, но мы с ним регулярно видимся.
– Хорошо, что вы можете часто встречаться.
– Итак, – Рэнди не терпелось сменить тему. – Вы охотно катались на карусели.
– Да, – улыбнулась в ответ Клэр. – Все мое детство было нескончаемым полетом на карусели.
Он тоже улыбнулся в ответ, мягко и с пониманием.
– Могу лишь позавидовать такому везению. Тем не менее я не склонен верить вам до конца. В моем сознании слова «детство» и «счастливый» не слишком-то укладываются в одну линию.