Любовник моей матери, или Что я знаю о своем детстве (Карусель памяти)
Шрифт:
Клэр не оставалось ничего другого, кроме как переночевать у Амелии. Та весь вечер говорила только о Джейке. С момента его смерти прошло уже три года, однако Амелия так и не оправилась от этого удара. Клэр невыносимо было наблюдать за страданиями подруги, и она предложила ей посмотреть какую-нибудь старую комедию – что-то из того, что могло бы хоть немного поднять ей настроение. Однако Амелия с головой ушла в прошлое. Она не могла думать ни о чем, кроме собственного горя. В конце концов, утомившись от переживаний, она уснула.
Этим утром, проверив свой домашний
Джон вежливо выслушивал ее рассказ, после чего переводил беседу на работу фонда – на тему, которая с момента происшествия на мосту уже не занимала, как прежде, ее внимания.
Клэр с нетерпением ждала звонков от Рэнди. Он рассказывал ей о Кэри, своем десятилетнем сыне, а она делилась с ним переживаниями по поводу Сьюзан. Рэнди казался ей весьма заботливым отцом, хотя сам он считал иначе.
– Никудышный из меня был отец, – говорил он ей. – Но я стараюсь наверстать упущенное. Раньше я был настоящим трудоголиком. Думал только о ресторане и почти не заботился о семье.
С каждой такой беседой их взаимная симпатия становилась все прочнее. Клэр часами могла слушать бархатистый голос Рэнди. В этом притяжении не было ничего физического – по крайней мере, ничего сексуального. Ей просто хотелось, чтобы Рэнди стал частью ее жизни. Какое-то время она даже подумывала о том, чтобы свести его с Амелией. Однако после вчерашнего вечера ей стало ясно, что Амелия не готова пока пустить другого мужчину на место Джейка.
«Спектакль мы отыграли, – звучал с автоответчика голос Рэнди. – Вдобавок Кэри здорово простудился, и Лу-Энн сказала, что сейчас не время для визитов. В результате у меня появилось немножко свободного времени. Этим утром я проснулся с желанием посмотреть на карусель Сипаро. Собираюсь заглянуть вечерком в Смитсоновский музей. Не желаете присоединиться ко мне? Разумеется, вместе с Джоном».
Клэр немедленно позвонила Рэнди и сказала, что Джона сейчас нет в городе, а сама она не сможет вырваться, потому что должна ухаживать за Амелией. Однако Амелия, судя по всему, стремительно шла на поправку.
– Отправляйся домой, – сказала Амелия, когда Клэр убрала наконец осколки стакана. – Мне уже гораздо лучше.
– Ты уверена? – спросила Клэр, присаживаясь на ее постель. Она представила себе Музей американской истории в Смитсоновском институте, представила карусельных лошадок. Ей ужасно захотелось попасть туда.
– Температура пришла в норму, так что все в порядке, – рассмеялась Амелия.
– У тебя вчера выдался тяжелый денек, – погладила ее по руке Клэр.
– Что-то мне подсказывает,
Клэр предложила съездить в магазин за продуктами или постирать, но Амелия решительно отказалась. Возможно, Клэр и настояла бы на своем, если бы не желание провести этот день с Рэнди и карусельными лошадками. Она вновь позвонила ему из кухни Амелии и спустя пару часов уже ехала в направлении Смитсоновского института.
Непривычно было шагать по музею рядом с мужчиной, чьи глаза находились на уровне твоих собственных. А еще не нужно было думать о лифтах и о том, что же делать с такими узкими дверями. Клэр ощущала непривычную доселе свободу, а вместе с ней – вину перед Джоном за то, что вообще замечает эту разницу.
Вдоль стены стояло несколько карусельных лошадок. Клэр даже не понадобилось указывать Рэнди на ту из них, которая была самой красочной и запоминающейся. Он сам шагнул к гарцующему жеребцу – еще до того, как увидел табличку с надписью: подлинный Сипаро.
– Потрясающе, – не обращая внимания на знак, запрещающий прикасаться к экспонатам, Рэнди опустил руку на резное седло. – Это сусальное золото? – спросил он, глядя на развевающуюся золотую гриву.
– Да, – Клэр погладила лошадиную морду. – Крылышки бабочки, – сказала она.
– Что?
– Дед говорил, что золотые пластинки такие же тонкие, как крылышки бабочки.
– Вот оно что, – улыбнулся Рэнди. – А где остальные лошади, которых вырезал ваш прадед?
– Некоторые – в музеях, некоторые – на каруселях по всему миру. Ближайшая из них – в Нью-Джерси. Кое-что находится в частных коллекциях, – Клэр нахмурилась, не желая особо распространяться на эту тему. Ее семья оказалась настолько недальновидной, что не смогла сберечь ничего из причитающихся ей сокровищ. У них не осталось ни единой лошади, вырезанной рукой Джозефа Сипаро.
– А что случилось с каруселью, которую ваш дед построил у себя в амбаре?
– После смерти бабушки и деда мать продала ферму, а карусель пожертвовала Парку развлечений в Пенсильвании. Последний раз я видела ее, когда мне было двенадцать.
– Неужели? И вам не хотелось увидеть ее снова?
– Конечно, хотелось. Каждый год, пока Сьюзи была маленькой, мы планировали съездить туда, но всякий раз нам что-то мешало.
Рэнди задумчиво провел рукой по спине деревянной лошадки. На его лице проступила улыбка.
– О чем вы сейчас думаете? – спросила Клэр.
– О Кэри, – похоже, его удивил этот вопрос. – Я просто вспомнил, как мы ездили с ним в последний раз в Парк развлечений. Перепробовали все аттракционы. К концу дня меня уже тошнило, а вот он с удовольствием задержался бы там еще на пару часиков.
– Скучаете по нему, – заметила Клэр.
Рэнди кивнул.
– Я привык проводить с ним все выходные. Даже не думал, что это может доставлять такую радость. Когда-то я мог общаться с сыном каждый день, но не понимал своего счастья. Мы привыкли относиться к близким, как к чему-то само собой разумеющемуся.