Любовники старой девы
Шрифт:
— Эта женщина за занавеской, она сейчас пойдет с нами, — начал он. — Она не из ваших и с нами уйдет по своей воле. Денег платить не будем.
Никто не посмел роптать, противоречить Реджебу. Впрочем, я объяснила это не только их трусостью; должно быть, Реджеб нередко бывал здесь и обычно платил щедро, не имело смысла ссориться с ним.
Я закуталась в покрывало, так, чтобы не видно было лица. Раздался легкий стук. Стучали костяшками пальцев по деревянной рамке ширмы. Я быстро вышла, склонив голову. Через две-три минуты мы уже шли по улице.
Оба моих спутника молчали.
Сбылась моя мечта! Я была так близко от Реджеба!
Что же мешало мне откинуть покрывало, взглянуть в его глаза, заговорить с ним? Я мало знала себя. Основными чертами моего характера и сейчас остаются робость и упрямство. И тогда я робела. Как я уже говорила, меня страшило возможное равнодушие Реджеба. Затем я вдруг вспомнила — ведь Реджеб сказал Айше, что не хочет огорчать бабушку, лишая ее любимой наперсницы. Увидев меня сейчас, он может просто отвести меня домой. Я чувствовала, что он благороден и добр, но странно, когда я шла рядом с ним, мне вовсе не казалось невозможным такое насилие с его стороны.
Мы приближались к морю. Сильное шумное дыхание волн уже захватывало меня, манило, тянуло вдаль, влекло к бездумным и мне самой непонятным поступкам.
Мы приблизились к темной плещущейся воде. Реджеба ожидала лодка. Он резко обернулся ко мне. Я чуть отпрянула от неожиданности.
— Не бойтесь, — произнес он мягко. — Кто вы? Где ваш дом?
Боже! Какое мучение — слышать его мягкий участливый голос! Опустив голову, я молчала.
— Вы хотите уйти с ним? — он указал на Закариаса. Реджеб спросил это все с той же мягкой почтительностью. Со мной часто бывает такое — в момент, когда надо действовать решительно и разумно, я вдруг совершаю какой-нибудь глупый, нелепый, не приносящий мне никакой пользы, а лишь один вред, порою даже откровенно дурной поступок. И теперь в ответ на вопрос Реджеба я быстро кивнула.
Тотчас Закариас взял меня за локоть. Я не воспротивилась, прикосновение теплых мужских пальцев было даже приятно. Я стояла рядом с человеком, которого любила больше жизни и словно бы нарочно делала все возможное, чтобы отдалить его от себя! Случайный человек сжал мою руку и это было мне приятно! Не было сил разобраться в себе! Я не понимала себя!
Мы сели в лодку. Гребец налег на весла. Снова, как в детстве, меня качали волны. Мне вдруг показалось, что море — это живое существо, оно жалеет меня, понимает, но не может мне помочь!
Лодка подплыла к кораблю. Закариас оказался проворным, через минуту он уже был на палубе. Реджеб не смотрел на меня. Мне спустили лестницу. Я поднялась, Закариас протянул мне руку. Мне хотелось скорее удалиться от Реджеба и быстрыми шагами двинуться навстречу неведомой судьбе. Я чувствовала себя невероятно одинокой.
Лодка, в которой сидел Реджеб, поплыла прочь от корабля. Должно быть, он возвращался на свой корабль. Его корабль отплывет сегодня ночью. Нам суждено плыть в разные стороны.
В тесной и темной каюте Закариас положил мне руку на грудь. Этот жест вызвал во мне отвращение. Я резко отбросила его руку.
— Не прикасайтесь ко мне!
Он послушно отошел.
— Чего же вы хотите? — спросил он с некоторой досадой.
— Куда плывет корабль?
Закариас назвал город. Бог знает почему, я обрадовалась. Это был тот самый город, куда меня когда-то привез голубоглазый старик.
— Мне нужен этот город!
Закариас помялся.
— Я думал, ты… вы… останетесь со мной…
Сама не понимаю, почему я отвечала так, а не иначе!
— Это будет зависеть от многих обстоятельств. Возможно, я останусь с тобой. Но если ты допустишь малейшую подлость по отношению ко мне, ты навсегда потеряешь меня!
Он пожал плечами. Затем поспешно и неискренне откликнулся на мои слова:
— Да, да! Конечно!
Я понимала, что ему нельзя доверять. Но он трус. Посягнуть на мое тело он не посмеет. Его подлые поступки будут (а я не сомневалась в том, что они будут!) совсем в другом роде.
— Я скажу, что со мной сестра! — сказал Закариас.
— Да, это хорошо.
Я заметила — ему доставило удовольствие то, что я согласилась с ним.
— Я хотела бы остаться одна.
Сначала он пожал плечами, дернул головой, затем согласился, но снова поспешно и неискренне.
Неделю мы были в плавании, может быть, чуть больше. Я была в каюте одна. Закариас приносил мне еду и воду для умывания и был почтителен. При дневном свете он хорошо разглядел меня и наговорил мне много комплиментов по поводу моей красоты.
— Ты, видно, благородного происхождения?
— Да, — отвечала я.
— Вряд ли ты захочешь остаться со мной!
— Это будет зависеть от моих жизненных обстоятельств и от твоего поведения, — спокойно сказала я.
Я пыталась понять ход его мыслей. Он мог подумать, что такую красавицу ему не удержать, и тогда… Ну, конечно же своей выгоды он не упустит — он захочет просто продать меня! Как странно, как странно, я думала обо всем этом с таким спокойствием. Я заставила себя не думать о Реджебе. Я боялась, что если стану думать о нем, впаду в такую тоску, в такое отчаяние!..
Наконец мы приплыли. Я уже немного разобралась в себе. В сущности, я сама выбрала ту жизнь, которой ныне живу. В этой жизни мне странным образом необходимы обстоятельства тяжелые, давящие и стесняющие меня, иначе я буду себя чувствовать дурно в этой жизни. Я предпочла бы жить по-другому. Но как этого достичь, я не знаю. И нынешнюю мою жизнь я предпочитаю той, какую вела в доме госпожи Мюннере.
Мы с Закариасом сошли на берег. Город разочаровал меня. Я вспомнила свое детское восхищение кипучей жизнью порта, ярким морем. Теперь ничего этого не было. Я тупо и печально завидовала себе прежней, маленькой девочке, радостной и преисполненной смутных надежд; тогда мне было хорошо, тогда я еще не знала Реджеба, теперь же меня все более охватывает чувство безысходности.