Любовники старой девы
Шрифт:
Я знала, что я убила человека. Но появилась смутная мысль, что это как бы не настоящее убийство и потому и нет у меня сожаления или угрызений совести. И еще мне казалось, что то, что произошло между мной и горбуном, как бы дало мне право убить его, будто это было нечто вроде мщения за поруганную честь! О, только не это! Подобное толкование моего поступка показалось бы мне просто смешным! Нет, нет! Убийство горбуна, то, что именно я убила его, явилось как бы продолжением, логическим завершением нашей с ним близости. Я не знаю, насколько ясно мне удается объяснить, понимаете ли вы меня…
Но все происшедшее утомило меня. Голова кружилась. Я уже не могла наблюдать и понимать. Застучали копыта. Приехал
И снова я шла по улице в порту, одна, кутаясь в свое темное покрывало. Эти узкие портовые улочки, эти люди, толкущиеся на них, уже начали раздражать меня. Мне хотелось уйти подальше от этих мест. Это был большой город. Я шла быстро. Солнце начало припекать. Мне захотелось есть. Без особого труда я нашла рыночную площадь. Здесь теснились прилавки и лавчонки. Мешались теплые душистые запахи свежеиспеченного хлеба и аромат фруктов — с влажным дыханием овощей, с терпкой острой вонью мяса, рыбы, козьего сыра. В темноте лавчонок внезапно вспыхивали пленительные отсветы шелка, горячим светом полыхал благородный блеск золотых украшений. Стоял ровный гомон зазываний, обычный шум торговли.
Быстрым шагом я несколько раз обошла рынок. Я внимательно наблюдала. В сущности, я искала возможность незаметно взять с какого-нибудь прилавка хлебец, яблоко или орех. Улучив момент, я осуществила свой замысел. И, спрятав добычу под покрывалом, свернула в переулок. Мне было стыдно красть, но я утешила себя тем, что взяла совсем немного — два хлебца, яблоко и горсть гороха.
Переулок вывел меня на небольшую круглую площадь. Посредине площади был установлен фонтан. Я не стала разглядывать его внимательно, заметила только, что он, должно быть, очень старой работы, и что вода не взмывает вверх светлой струей, а застыла зеленоватой жидкостной массой внизу.
Я присела у фонтана и позавтракала. Разумеется, после такой насыщенной переживаниями ночи все мне показалось превкусным — и хлебцы, и яблоко, и горох!
Никто не обращал не меня внимания. Городские улицы и площади я уже начала воспринимать, как некий лабиринт, по которому я кружусь бесплодно и утомительно. Я решила идти за город. Никакой определенной цели у меня не было. Я просто делала то, что мне хотелось делать.
Я шла по дороге, мощенной большими каменными плитами. Должно быть, эту дорогу замостили в стародавние времена. Плиты выглядели совсем древними. Вдоль дороги росли оливковые деревья. Потом я увидела виноградник. Среди зеленых узорных листьев красовались черные гроздья. Я увидела девушек, они собирали виноград. Я подошла к ним и спросила, куда ведет эта дорога. Но названия, которые я услышала, ничего мне не говорили. Одна из девушек сказала, что я очень красива и угостила виноградом. Мне понравилась эта простодушная похвала. Я откинула покрывало и принялась ощипывать большую гроздь, поданную мне девушкой. Солнце осветило мои волосы. Раздались новые похвалы моей красоте. Я спросила девушек, не могу ли я помочь им. Они охотно согласились. Мне дали плетенку и я стала собирать виноград. Потом поела вместе с девушками. Можно было сказать, что эта еда была моим заработком. И мне было приятно, что я смогла что-то заработать честным трудом.
Я попросила девушку, которая первая восхитилась мной, обменяться со мной платьем. Я сказала, что мне это нужно, что я иду издалека и хочу быть одетой, как местные жительницы. Девушка удовлетворилась этими нехитрыми объяснениями. Я говорила с ней свободно. Оказалось, я не забыла язык, который мне довелось слышать в детстве. Девушка повела меня в деревню. В маленьком беленом доме, увитом плющом, она взяла мое платье и дала мне свое. Мое платье показалось ей дорогим, хотя среди платьев, которые я носила в доме госпожи Мюннере, это могло считаться самым скромным. Славная девушка увязала мне в узел сыра, хлеба, яблок и заплела волосы в две косы, так заплетали все здешние девушки. Я поблагодарила ее. Она вывела меня на дорогу и я пошла дальше.
Мысль о том, чтобы жить своим трудом, занимала меня все сильнее. Я вспомнила, что еще в детстве, странствуя с голубоглазым стариком, я научилась стирать одежду, а в доме госпожи Мюннере овладела искусством вышивания. Может быть, я смогу зарабатывать себе на хлеб…
Было тепло. Идти мне нравилось. Просто идти вперед, без всякой цели. Я не думала ни о том, что произошло ночью, ни о Реджебе. То все было из другой какой-то жизни и как будто и не имело никакого отношения ко мне, к девушке в голубом платье, с узелком в руке, с двумя длинными косами…
Изредка мимо меня проезжали повозки, груженые виноградом. Возницы пошучивали со мной безобидно. Я шла с открытым лицом, перекинув через руку свое темное покрывало.
Вечерело. Девушки и молодые женщины с песнями потянулись из виноградников. Я задумалась о ночевке. Хотела было попроситься ночевать в какой-нибудь деревенский дом, но после решила, что лягу спать на воздухе.
Я свернула с дороги в рощу. Села у ручья, перекусила. Постелила на траву свое покрывало, завернулась в него и вскоре крепко уснула.
Несколько раз я просыпалась ночью, открывала глаза и видела высоко, среди слабо колышущейся древесной листвы, яркие звезды в темном небе. Ночные шорохи не пугали меня; а рано утром разбудило меня громкое пение птиц.
Я умылась, поела и снова пустилась в путь.
Так я пришла в тот самый городок, где после встретилась с Грегорио.
Я увидела придорожный трактир, и он показался мне чистым. Переговорила с хозяином и его женой, и они взяли меня на кухню — мыть посуду. Может показаться странным, что я, молодая женщина, уже успевшая немало испытать, повидавшая грязные комнаты портовых притонов, придавала такое значение порядочности, чистоте, опрятности. Но я не нахожу в этом ничего удивительного, по натуре я вовсе не обитательница узких улочек и подозрительных каморок.
Хозяйка отвела мне небольшую комнату, где жила еще одна служанка, немолодая, но пытавшаяся казаться еще достаточно молодой. Одно обстоятельство порадовало меня — и хозяева трактира, и слуги, и служанки относились ко мне почтительно. И ведь это странно — почтительное отношение к бедной одинокой девушке. Была ли тому причиной моя красота? Думаю, что нет. На свете немало красавиц, которых мучат грубостью. Просто мне хотелось, чтобы со мной обращались почтительно. У меня было такое желание. Разумеется, вы можете сказать, что у каждого из нас множество желаний, на которые ни малейшего внимания не обращают окружающие. Но я уверена, что существуют желания, настолько захватывающие твою душу, что и окружающие тебя люди невольно повинуются этим твоим желаниям. К сожалению, мы над своими желаниями не властны, оттого многие из них не исполняются вовсе, а иные исполняются совсем не так, как нам бы хотелось.
Я работала с удовольствием, мыла тарелки, чистила медную посуду. Было приятно видеть вокруг чистоту, созданную твоими собственными руками.
Однажды хозяйка позвала меня — принести чистые тарелки. В комнате за столом сидел молодой человек. Это был Грегорио. Первое чувство, которое я испытала к нему, было — досада. Я подумала — вот юноша, уже готовый влюбиться в меня, а я никогда не полюблю его, он примет вид мученика, а я невольно буду чувствовать себя виновной.
Но если я за что и люблю жизнь, так это за то, что не успеешь облечь ее уроки в некие твердые заповеди, как она сама уже спешит их опровергнуть, именно это в жизни и прелестно!