Любовные игры по Интернету
Шрифт:
– Рябушкин! Вы почему в таком виде?!
В коридоре с искусственным освещением легенда о приеме солнечных ванн теряла смысл. Пока я лихорадочно соображала, как бы поубедительнее соврать, Вадик преспокойно ответил:
– Так я же с кладбища!
Это кое-как могло бы сойти за объяснение, будь мой напарник мертвым, холодным и закутанным в белую простыню. Румяный загорелый Вадик в игривой полотенечной юбочке на беглого покойника никак не походил, так что я вполне поняла сердитое недоумение Мамая:
– И что, что с кладбища?
– Ну
– И ноги? – резонно съязвил главред.
Из открытой двери редакторской высунулась пара голов. Женька и Наташа, успевшие вернуться с вафельного шоу, с живым интересом наблюдали за разворачивающимся спектаклем.
– А про новые правила вы разве не знаете? – с нарочитым удивлением спросил изобретательный Вадик, коварно ударив Мамая по самому больному месту. Больше всего наш главред боится показаться неосведомленным, это ему кажется недостойным настоящего «смишника». – В борьбе за санитарию и против рахита введены новые требования к участникам похоронных процессий! Теперь все скорбящие в непременном порядке должны по окончании траурной церемонии совершить полное и безоговорочное омовение!
Главред перевел озадаченный взор на меня.
– А у меня была с собой сменная одежда! – быстро сказала я, объясняя, почему, в отличие от напарника, не щеголяю в таитянском рушнике на бедрах.
– Полное омовение? – повторил Мамай. – Надо же… И кто же ввел такое правило?
– Ну как кто? – Вадик пожал плечами и из-за спины вылупившегося на меня главреда растерянно заморгал двумя глазами сразу. Видно, не придумал, кого записать в клинические идиоты.
– Департамент культуры, кто же еще! – вдохновенно соврала я.
– Ах да, Департамент культуры! – Хмурое чело Мамая прояснилось. Еще раз взглянув на Вадика, он милостиво сказал: – Можете переодеться в форменный комбинезон, я разрешаю! – и удалился к себе в кабинет.
Вадик потопал в кладовку – подбирать экипировку, а я прошла в редакторскую, села за стол, двумя руками притянула к себе телефонный аппарат и так замерла, не решаясь набрать номер капитана Лазарчука. Я заранее знала, что вместо благодарности за сигнал о похищении бабы Тани Лариной услышу от Сереги много-много нехороших слов.
Глава 10
– Значит, так! Баб этих надо гнать в шею! – хищно скривив губы, над которыми толстой белой линией протянулись молочные «усы», решительно сказала Агата Григорьевна.
Усы придавали маме Серенечки Лазарчука большое сходство с красным командиром Буденным, отчего слова ее звучали неоспоримо, как военный приказ.
– Я бы прогнала, да не умею этого делать на расстоянии! А как мне в квартиру попасть, не могу придумать! – посетовала Ларочка, отставляя в сторону пузатую глиняную кружку с домашним молоком.
Агата Григорьевна искренне считала коровье молоко самым полезным продуктом на свете и ежедневно литрами покупала
– Допей! – строго сказала ей Агата Григорьевна. – Если не пить молоко, откуда силы возьмутся?
– Да, силы мне понадобятся, – со вздохом согласилась Ларочка, представив, как она будет вышвыривать на улицу обитательниц капитанского гарема с их узлами и пожитками.
– Ладно, не горюй, баб этих я сама прогоню! – точно подслушав ее мысли, решительно сказала Агата Григорьевна. – Но как тебе в дом попасть, сама придумывай, у меня фантазии не хватает.
– У меня хватит, – пообещала девушка.
Агата Григорьевна потянулась к телефону, набрала номер, нахмурилась, вгоняя себя в необходимое по случаю гадкое настроение, и приблизила губы, сжатые в морщинистую куриную попку, к мембране трубки. Телефон исторг длинные гудки, похожие на жалобные стоны.
– Затаились! – хмыкнула дама и набрала другой номер, быстро перекроив злобную мину в умильно-благодушную. – Алло, Серенечка? Здравствуй, сынуля!
– Мам, привет, я очень занят, что у тебя? – скороговоркой ответил сынуля Лазарчук.
– У меня для тебя хорошая новость, детка! – сладенько сказала Агата Григорьевна. – Твоя мамочка возвращается домой!
– Ты уедешь с дачи в июне? – удивился Лазарчук. – А как же клубника? На кого ты ее оставишь?
– Неужели ты думаешь, что клубника мне дороже родного сына? – притворно обиделась любящая мать. – Да пропади она пропадом! Как вспомню, что ты тоскуешь один-одинешенек в большой квартире, без горячего питания и материнской заботы, так у меня сердце переворачивается!
– Ну не все так плохо! У меня тут есть кое-кто, способный позаботиться о моем питании, и вообще…
– Ни слова больше! – перебила его Агата Григорьевна. – Я возвращаюсь, и точка! Надеюсь, за время моего отсутствия ты не слишком захламил квартиру всяким сором и никчемными вещами? Позаботься, пожалуйста, выбросить из нее все лишнее!
Ларочка, с восхищением прислушивающаяся к этой нежной родственной беседе, показала старшей подруге большой палец. «Никчемные вещи», «сор» и «все лишнее»! Какой изящный намек на посторонних баб!
– Да, мама, конечно, я сделаю уборку, – устало сказал капитан и отключился.
– Ну вот и все, можешь считать, что путь свободен! – победно вскинула кулачок Агата Григорьевна. – Зная, что я вот-вот приеду, Серенечка отправит своих подруг по домам, потому что иначе быть большому скандалу. А я знаю своего сына, он настоящий мужчина и не любит ругаться с женщинами.
– Вы с подружкой совсем идиотки, что ли? Две дуры ненормальные! – брызгая слюной, орал в телефонную трубку настоящий мужчина капитан Лазарчук пять минут спустя. – Как можно было потерять старуху?! Это же не перчатка!