Любовные истории
Шрифт:
Кто мог знать, что много лет фараон вынашивал свой великий замысел, благодаря которому он смог бы получить безграничную власть? Кто мог подумать, что он решится переступить через многовековые законы предков, отринуть звероподобных богов и власть жрецов, оставив только свою собственную? Наконец этот день настал, и народу был зачитан заветный свиток папируса – «Великое повеление». Казалось, тьма упала тогда на земли Египта. А Нефертити впервые увидела новое лицо своего супруга. Теперь оно было жестоким, властным и непроницаемым. Прижимая к груди священный жезл, он объявил себя сыном солнца, и эти слова достигли самых удаленных уголков империи. Нефертити видела ужас в глазах своей любимой кормилицы, растерянность во взглядах дочерей, и отчего-то ей стало очень тревожно и неспокойно.
По указу Аменхотепа IV единственным божеством провозглашался Атон – бог солнца, который дарует жизнь и тепло и который эту жизнь отнимает. Аменхотеп IV объявил себя сыном Солнца, обладающим безраздельной властью. Остальные же боги с этого момента должны были уйти в небытие. Аменхотеп IV отрекся от своего славного рода Тутмессидов и взял себе новое имя – Эхнатон. С той поры все храмы некогда великих богов и богинь стали руинами, среди которых находили пристанище лишь гиены. Эти храмы методично разрушались воинами фараона, который не оставил без внимания даже самые отдаленные уголки страны. Воины рушили стены, соскребали с них молитвы и заклинания, обращенные предками к великим богам, разбивали золотоголовые статуи. Что же касается слуг и придворных, то все они в страхе начали менять данные им от рождения имена, называя себя в честь великого Атона. Нефрет с той поры супруг велел называть Нефр-Нефру-Атон.
Эпидемия страха охватила страну. Каждый в те дни боялся прослыть вероотступником: этим несчастным отрезали носы и уши. Обезумевшие от страха люди жгли ливанский ладан в храмах и в домашних алтарях перед каменными изваяниями Нефрет. Ее, как богиню, молили о снисхождении милости, о покровительстве. Царице приносились жертвы, ей, каменной, несли дары, прося об избавлении несчастной египетской земли от страшного бедствия. Однажды даже верховный жрец тайно пробрался в покои Нефрет, упал ей в ноги и умолял спасти его. Как будто она могла хоть что-нибудь изменить…
Как страдала Нефрет, когда слышала стук барабанов, возвещавших об очередной казни. Тогда она бежала без оглядки, прячась в самом дальнем уголке тенистого сада, садилась на берег озера, следила за спокойным колыханием воды и тем, как беззаботно порхали в зарослях папируса маленькие птички. И в то же время, чем сильнее разгоралось жаждой крови сердце фараона, тем сильнее он любил свою Нефрет.
Нефрет чувствовала себя абсолютно счастливой, когда Аменхотеп IV начал строить новую столицу. Молодой царице ее супруг казался богом, сошедшим с небес, когда на своей колеснице, запряженной белоснежными конями, он мчался по пескам, указывая, где должны пролечь границы города Ахетатона. Он был возбужден и счастлив, словно наконец достиг предела своих желаний.
На границах города строители установили стелы с изображениями фараона, прекрасной Нефрет и их детей, озаренных лучами великого Атона-солнца.
В эти же дни Аменхотеп IV поклялся в верности единственному божеству – солнцу, представив залогом этой верности свое сердце и бесконечную любовь к обожаемой супруге. Это было первое любовное признание, сделанное открыто. Такого не удостаивалась ни одна египетская царица. Нефрет таяла от счастья, слыша слова венценосного супруга.
А затем началось само строительство столицы. Оно продвигалось поразительно быстро. По приказанию властителя Египта тысячи рабов были согнаны сюда со всей страны, и работа не останавливалась даже ночью. Через два года сияющий город поднялся, подобно невероятной сказке, среди пустыни.
Наконец Эхнатон и Нефрет смогли торжественно въехать в свою новую столицу на сверкающей золотом колеснице. Город Атона был поистине великолепен. Он очаровывал и пьянил густым ароматом цветущих кустарников. Его проспекты, вымощенные гладким камнем, были широки и залиты солнцем. Везде зеленели густые сады, а среди них поблескивали голубые искусственные водоемы с причудливыми очертаниями. Воду к ним провели из Нила, и они уже успели густо покрыться тенистыми зарослями тростника и папируса. Множество зодчих, живописцев и скульпторов прибыли в Ахетатон. Они строили усадьбы для знати, покрывали стены строений и гробниц богатой росписью и яркими фресками. Казалось, в эти дни жестокий фараон стал мягче. Его сердце больше не требовало человеческих жертв. Нефрет подумала, что страшный сон окончился навсегда. Эхнатон был щедр как никогда. Нефрет потеряла счет его дарам: усадьбы и зернохранилища, сады и плодородные виноградники. У царицы в распоряжении находился даже личный флот, причем каждый корабль флотилии был украшен прекрасной головкой повелительницы. В честь Нефрет слагались гимны, в которых ее называли самой богатой властительницей и повелительницей всех женщин. Так высоко вознесла Нефрет любовь фараона, и так страшно и больно было ей падать с этих высот.
Беда пришла в образе чужестранки Киа, строптивой, обладающей яркой и какой-то диковатой красотой. Увидев ее, Нефрет не испытала ни малейшего беспокойства: ведь у ее супруга было множество прекрасных гибких танцовщиц, наложниц и певиц. Все они были подобны пьянящему напитку, который дурманит, но потом надоедает. И только одна Нефрет для Эхнатона – единственная, вечная любовь. У царственных супругов родилось шесть дочерей. И Нефрет, и Эхнатон были совершенно счастливы до тех пор, пока не умерла одна из них, самая любимая фараоном. С тех пор что-то надломилось в его душе, да и сама Нефрет не видела вокруг себя ничего, кроме бесконечного горя и пустоты. Ей некогда было прислушиваться к невнятной тревоге и странным снам, что с некоторых пор стали ее посещать каждую ночь. Нефрет, охваченная скорбью, могла думать только о своей умершей дочери.
В этот момент Киа и нанесла царице смертельный удар, словно хищница, почуявшая легкую добычу. Нефрет не думала о том, чем могла Киа пленить фараона. Она замечала только, что все реже и реже видит супруга в своих покоях. Все ночи Эхнатона были отданы Киа. Множество драгоценных даров послал фараон новой возлюбленной – целые караваны, груженные благовониями, тонкими тканями, слоновой костью, эбеновым деревом. Поток этих даров был поистине нескончаемым. И вот однажды фараон приказал своей когда-то любимой Нефрет освободить покои для Киа. Та же в скором времени родила ребенка, и Эхнатон после этого отобрал у своей супруги все, чем она ранее безраздельно владела, и отдал в распоряжение коварной чужеземке.
На Нефрет с сожалением глядели слуги. Да и как могло быть иначе: ведь после смерти дочери она так заметно постарела и осунулась. Ее глаза потускнели, а спина согнулась. В то же время соперница буквально опаляла Эхнатона своей чувственной, яркой, вызывающей красотой. Он был готов положить к ее ногам не только собственную жизнь и душу, но и само солнце, и звездное небо, и всю землю. Эхнатон пожаловал своей возлюбленной титул младшего фараона, то есть разделил верховную власть между собой и своей любовницей. Так Киа превратилась в царицу.
Поскольку правителю полагалось уже при жизни иметь пышный саркофаг, Эхнатон велел изготовить для Киа несравненную по красоте гробницу, а когда все было готово, она своей рукой на внутренней крышке саркофага начертала не благочестивые слова, а страстное признание в любви к Эхнатону.
Все переменчиво в этом мире, и не прошло двух лет, как Эхнатон умер. После этого его имя было проклято навеки, статуи уничтожены. С его смертью погибла и Киа, и ее дочь. Любовницу когда-то великого фараона лишили великолепного гроба, который изготовили для нее при жизни, а до наших дней дошла только ее заупокойная молитва, в которой эта страстная женщина думает не о вечности и страданиях души в загробном мире, а только о своем возлюбленном, сыне солнца – Эхнатоне.