Люциана. Трилогия
Шрифт:
— Почему ты так откровенен со мной? — спросила Джонатан, подозрительно глядя на него. — И со мной ли? Может, через меня ты обращаешься к ней?
— Может быть, я не знаю. — пожал плечами Ричард. — Мы так много лет говорили, но так ни к чему и не пришли. Проблема Милены в том, что она слышит только себя. Она уверена в собственной правоте. Ей безразлично то, что у кого-то может быть другое мнение.
— А в чем твоя проблема? — спросил Джонатан. Ричард пронзил его синими полуночными глазами, в глубинах которых шевельнулось отчаянье.
— Смертные дарят нам ощущение жизни, они
— Это не ответ. Ты не ответил ни на один мой вопрос. — покачал головой Джонатан Грэй. — Ты рассуждаешь о вечности, о смысле, но все это поверхностно. Ты не сказал настоящей правды, той, что прячется за маской жесткого и циничного лицемера.
— Просто ты пока не в состоянии прочитать истину, скрывающуюся между слов. Однажды ты поймешь, что в ничего не значащих словах порой таится такой смысл, который не каждому дано уловить. Люди слышат только то, что хотят слышать. В глубине души я художник. Это самое правдивое искусство, потому что на холсте ты можешь изобразить что угодно, но каждый, кто увидит твою работу, найдет что-то новое и близкое для себя.
— Ты своего рода философ и поэт. Я все-таки думаю, что тебе необходимо написать книгу.
— Мемуары вампира? — усмехнулся Ричард. — Не кажется ли тебе, мой друг, что это банально. Слишком много подобной литературы на полках книжных магазинов, слишком много снято фильмов о нас.
— Но в них нет правды.
— Но Дракула Брэма Стокера очень напоминает мне твоего отца — Ларри Ланкастера. Он словно списан с него. Мне иногда кажется, что однажды ночью Ланкастер навестил Стокера и поведал ему кое-что из своей жизни.
— Значит, мой отец был романтичным злодеем.
— Нет, беспринципным убийцей, я бы сказал. В двадцать первом веке он немного смирил свои аппетиты и прекратил купаться в крови людей, но сущность его не изменилась. Его нужно было остановить. Я до сих пор удивляюсь, как ему удалось напасть на след хранительницы ордена священного меча.
— Он не убил мою мать.
— Не убил. — подтвердил Ричард. — Она должна была воспитать тебя. Но он бы вернулся и забрал вас обоих.
— Не могу поверить, что мы всерьез говорим об этом. — покачал головой Джонатан. — Все это кажется страшным сном. Вампиры, оборотни — я думал, что это просто суеверные выдумки.
— Отчасти так и есть. Люди слишком мало знают, кем мы являемся на самом деле. Их познания примитивны и смешны.
— Значит, колом в сердце вас не убить?
— Почему же. Молодого вампира можно застрелить из пистолета обычной пулей, но нужно попасть в сердце.
— А молодой — это лет сто? — усмехнулся Джон.
— Нет, мы уязвимы только первый год жизни после смерти.
— А чеснок и кресты?
Ричард расстегнул рубашку и Грэй увидел у него на груди красивый золотой крест на толстой цепочке.
— Я верующий вампир, Джонни. Не скажу, что запах чеснока мне очень нравится, но и сильного отвращения к нему я не испытываю.
— А
— Мы восстанавливаемся после них медленней. Они смертельны только для оборотня. Единственное оружие которым можно убить такого, как я, хранится у Милены.
— Значит, другого способа убить вампира не существует?
— Нет, но можно расчленить нас на куски или полностью обескровить. После подобных процедур даже сам Господь Бог не поднимет нас из мертвых, но это крайняя мера, которую используют смертные охотники, от рук которых погибло не мало вампиров. Есть целые семьи, которые передают из поколения в поколения знания о нас. Они изучают нас, ведут нашу биографии, выслеживают по одиночке и нападают исподтишка, нанося удар в спину, как подлые трусы.
— Но согласись, на равных биться было бы нечестно. Вы сильнее. — оспорил Джонатан.
— Соглашаюсь. — Ричард улыбнулся. — Меня им все равно не вычислить. Но однажды они были очень к этому близки. Представляешь, я даже в полиции побывать успел, но меня выпустили раньше, чем успели нагрянуть охотники.
— Повезло.
— Нет, просто у меня денег много и адвокат хороший. Среди смертных попадаются неплохие ребята, всегда готовые придти на помощь. Они считают меня своим другом и помогают скрывать свое истинное происхождение. Мне очень часто приходиться обновлять досье, но имя и национальность я не меняю никогда. Я горжусь своей страной, которая на моих глазах превратилась из примитивной, дикой, раздробленной и полуразрушенной кровопролитной резней, в цивилизованное красивое королевство с законами, которые ты так рьяно охраняешь. Кто знает, может однажды мне понадобится твоя помощь?
— Не уверен, что представляю от какого правонарушения могу тебя защищать. — Джон сомнением покачал головой.
— Жизнь преподносит немало сюрпризов. Если долго жить, то все возвращается. — Ричард загадочно улыбнулся. — А мне почему-то кажется, что твоя жизнь будет очень длинной.
— Сплюнь. — усмехнулся Джонатан, поймав себя на мысли, что больше не испытывает страха и трепета перед Ричардом Милзом, и все больше проникается к нему уважением. Это действительно поразительно, потому что он намеревается кое-что украсть у его возлюбленной. В словах Ричарда есть своеобразный смысл, и он уже сомневался в том, чью сторону действительно стоит занять. Милена женщина, хоть и бессмертная и всесильна, она темпераментна, эмоциональна, а в управлении нужен здравый холодный рассудок, опыт и мудрость — все то, чего у нее нет, но есть у Ричарда.
— Только ей не говори о своих мыслях. — расплывшись в довольной улыбке, прошептал Ричард. — Ей не понравится. Но я с тобой согласен. Люциана была любительницей загадок. Сегодня нам предстоит разгадать последнюю. Она смеха ради отдала свою силу смертной женщины, она наказала меня за предательство. Но Мила решила, что Люциана через нее решила принести в наши ряды любовь и милосердие, чувство свойственные людям, но недоступные для смертных. Какой смех! Люциана и понятия не имела, что это такое. Единицы вампиром способны на человеческие эмоции. И даже в аду есть праведники. Но остальная масса абсолютна пуста и бесчувственна, их нельзя ничему научить.