Люция. Спасенная
Шрифт:
Когда новость дошла до Аль-Шифы, мавританка заволновалась.
– Доченька, хорошенько подумай, прежде чем говорить что-то священнику! – посоветовала она Люции. – Лучше вообще говори поменьше, ибо эти священники извратят все, что ты скажешь! – В голосе Аль-Шифы слышалась горечь, как будто она давала советы, исходя из собственного опыта. – Ты действительно понятия не имеешь, о чем пойдет речь?
Люция, которая весь день падала с ног от усталости и головокружения, лишь покачала головой. Она даже не думала о глупых словах детей бондарихи – в конце концов, ей приходилось слышать их всю свою жизнь. Тем более неожиданными оказались для нее упреки священника.
– Девица, да еще такая юная, ходит с иудеем! – возмущенно произнес он, закончив разглядывать ее. Очевидно, он впервые посмотрел на нее внимательно. Открытый взгляд и аккуратная одежда девочки, похоже, не добавили ей симпатии в его глазах. – Скажи мне, дочка, слухи, которые о тебе ходят… они правдивы? Ты возлежишь с этим юношей? Он соблазняет тебя непристойными мыслями и действиями?
Люция не знала, что и сказать. Непристойные мысли и действия никогда не упоминались в доме Шпейеров, и она имела лишь приблизительное представление о том, что означают слова священника. Конечно, иногда велись разговоры о предстоящем замужестве Лии, но иудейские девушки в общине редко выходили замуж до достижения шестнадцати лет. Что делать с Люцией, вообще не обсуждалось, да и сама она об этом не задумывалась. Пока что у нее, в отличие от той же Лии, не шла кровь каждый месяц. У последней менструации начались два месяца назад, чему Люция горячо завидовала.
Собравшись с мыслями, девочка решила дать как можно более расплывчатый ответ.
– Я христианка, господин. А иудею не разрешается брать в жены христианку. В противном случае семья выгонит его, понимаете. Давид никогда бы не стал…
– Похоже, ты хорошо знакома с иудейскими обычаями! – едко заметил священник – маленький краснолицый человечек, чья одежда была слишком тесной и плотно облегала его округлое тело. Как и большинство прихожан, он не мог похвастаться богатством и подозрительно разглядывал платье Люции из тонкой ткани, украшенное кружевом на вырезе. С другой стороны, ему, похоже, нравилось ее нежное белое лицо и медового цвета волосы, скромно заплетенные в косы. – И ты свободно заходишь в их дома, когда тебе вздумается! Да знаешь ли ты, что в других христианских странах это строго запрещено? Архиепископ Майнца очень добр к своим иудеям, а иногда даже слишком беспечен…
Люция снова не нашлась что ответить. В принципе, она знала о таких запретах на контакты между иудеями и христианами. В Кастилии, например, обычаи были очень строгими; друг фон Шпейеров, который часто ездил туда по делам, постоянно делился с ними опытом. Но Люции лучше не рассказывать об этом священнику.
– В доме фон Шпейера есть иудеи, христиане и… – Люция замолчала. Ни при каких обстоятельствах ей не разрешалось рассказывать клирику об отношениях с мусульманкой! – Иудеи и христиане, – быстро повторила она. – Я хожу туда со своей сводной сестрой Гретхен, она работает у них горничной. Шпейеры очень добры ко мне, они считают, что это… – Люция чуть было не сказала «их христианский долг»! В свое время бондариха объяснила ей, почему она взяла к себе подкидыша Люцию. Но в отношении Вениамина фон Шпейера говорить так было бы оскорбительно. – Богоугодное дело – накормить и одеть сироту.
Она застенчиво опустила глаза. «Сироту» или «подкидыша»? Остается только надеяться, что священник не поймет, что речь шла об «ублюдке»…
– А возможно, для того, чтобы склонить сироту к богоотступничеству! – резко воскликнул священник. Его явно волновало отнюдь не происхождение Люции. – Ну что ж, Люция. Несомненно, мне следовало бы запретить тебе якшаться с иудеями. Но бондарихе нужно кормить четырнадцать ртов, так что пускай эти иудеи возьмут на себя хоть одного! Однако ты не должна подвергать опасности свою бессмертную душу. Отныне ты будешь приходить ко мне каждую пятницу после вечерни, и я стану учить тебя нашей вере. Я также стану испытывать тебя, Люция, и беспощадно наказывать за каждый грех! – При этих словах он погладил девочку по щеке – жест, который должен был казаться отеческим, но вызвал у Люции только отвращение и смутный страх. Кроме того, она по-прежнему плохо себя чувствовала, а когда вернулась в дом Шпейеров, у нее к тому же разболелся живот…
На предложение священника она смогла лишь согласно кивнуть. Но выражение лица Аль-Шифы, как только та услышала подробный рассказ обо всем, что случилось в церкви, не принесло Люции облегчения.
– Он собирается учить тебя? – насмешливо спросила мавританка. – Ах, я хорошо представляю себе, что это за учеба! Надо было тебе, дитя, надеть сегодня свободный балахон, а не облачаться в подобный наряд. Кто тебе позволил сделать такой глубокий вырез на платье? Стоит только разрешить вам, девочкам, самим шить себе наряды, как вы теряете всякий стыд! Лию хозяйка уже отругала. Впрочем, попадись ты на глаза этому господину одетая в рубище и посыпавшая голову пеплом, думаю, результат был бы тот же. Чтобы раздразнить его, достаточно иметь такие волосы и глаза, как у тебя. Да, похоже, не зря женщинам в моей стране велят прятаться под паранджой!
– Но почему? – растерянно спросила Люция, пытаясь принять такую позу, при которой ее тело не болело бы. Она также потянула за вырез своего платья – обтягивающего, с широкой юбкой, пошитого по последней моде. Лия где-то увидела изображение таких платьев, и девочки сшили их себе по образцу. – Он станет спрашивать у меня катехизис, а я его хорошо выучила.
Внезапно у Люции потемнело в глазах. Она попыталась ухватиться за что-нибудь, почувствовала, как Аль-Шифа обнимает ее, и упала в объятия приемной матери. Когда она очнулась, то поняла, что лежит на диване в личной комнате Сары. Сара очень дорожила этим восточным предметом мебели и требовала от девочек относиться к нему бережно и не скакать на нем. Теперь, однако, Люцию положили на диван и сняли с нее платье и туго зашнурованную нижнюю рубашку.
Люция неуверенно села. Аль-Шифа предложила ей чай.
– Не волнуйся, милая, ты не заболела! – успокоила девочку мавританка, прежде чем та успела задать вопрос. – Ты просто выбрала самый неподходящий момент, чтобы стать девушкой. Такое ощущение, что священник околдовал тебя!
С этого момента у Люции каждый месяц шла кровь, и она чувствовала себя очень важной, перейдя в новый статус молодой женщины. Вместе с Лией она отмечала каждое изменение в своем теле и была счастлива, когда ее грудь начала набухать, а бедра округлились. Аль-Шифу же изменения в Люции скорее беспокоили. Особенно она волновалась по пятницам: перед тем как отправить Люцию «помолиться», она просила девушку туго обмотать верхнюю часть туловища полоской льняной ткани, чтобы спрятать грудь. Мавританка выделила девушке свободную одежду и большие чепчики, которые скрывали ее лицо почти так же надежно, как монашеский клобук.
Впрочем, священник редко подходил к ней вплотную. В большинстве случаев он просто экзаменовал Люцию по катехизису и читал ей Библию. По-видимому, он считал, что она не в состоянии читать Писание самостоятельно. Конечно, иногда он подходил к ней так близко, что его нога под сутаной касалась ее ноги, спрятанной под широкой юбкой, а его дыхание чувствовалось на ее щеке. Последнее Люция особенно ненавидела, потому что зубы у священника были гнилыми, из-за чего изо рта у него дурно пахло. Ей больше нравилось, когда, прощаясь, он гладил ее по щеке или по плечу, а иногда рисовал невидимый крест на лбу. Но большего он себе не позволял. И хотя Люция ненавидела это сокращение дистанции, иногда оно пробуждало в ней странную тоску. Наверное, если такие «непристойные поступки» совершает мужчина, который тебе нравится и которого ты поощряешь, они уже не будут неприятными?
Она тайком обсудила это с Лией, и та понимающе кивнула.
– О да, это должно быть прекрасно, когда к тебе прикасается влюбленный мужчина, – по крайней мере, так говорит моя мама. И в Библии тоже есть стихи: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя!» [1] Это «Песнь песней» Соломона. Ах, если бы и мне повстречался мужчина, способный говорить такие слова!
Лия отбросила волосы со лба; ее взгляд стал мечтательно задумчив. Она знала, что Шпейеры уже начали подыскивать ей супруга. В синагоге, стоя на женской галерее, Лия часто смотрела в сторону мужчин и пыталась выбрать самого красивого из юношей, достигших брачного возраста. При выборе супруга ее голос был лишь совещательным; однако найди она юношу, который бы ей нравился и при этом был богат и умен, ее родители не стали бы возражать против воссоединения с его семьей.
1
Цитата дается в синодальном переводе Библии. (Здесь и далее примеч. перев.)