Люция. Спасенная
Шрифт:
В то время «молочная сестра» Люции тоже болела. Она слегла с сильной простудой, и обеспокоенная Сара не отходила от постели дочери. Аль-Шифа постоянно гоняла Гретхен, заставляя служанку то натолочь особых трав для компрессов, то заварить чай из ивовой коры и шалфея. Девушку это разозлило, и она накричала на Люцию, когда та пришла на кухню за очередной порцией снадобья.
– Ты говоришь, что я давно должна была все сделать? – Гретхен резко вылила чай в драгоценную керамическую кружку, с которой следовало обращаться как можно бережнее. – Хватит задаваться, милочка, ты мне не хозяйка! Как добрая христианка, ты все равно не должна слушать ту ведьму с открытым ртом! Лучше сходи в церковь и помолись за подружку. Может, Бог услышит тебя, хоть она и жидовка!
Люция в ужасе отшатнулась, но задумалась. Если она сходит в церковь, то, возможно, это и правда поможет? Бог совершенно точно мог исцелить Лию скорее, чем все травы Аль-Шифы. В конце концов, пастор каждое воскресенье читал проповедь о чудесах, которые совершал Иисус и его Отец. А молиться было легче, чем учиться, – Люция слышала, как господин фон Шпейер сказал: чтобы стать лекарем, нужно учиться семь лет или даже больше.
Недолго думая, девочка быстро отнесла чай наверх и выскользнула из дома. Церковь Святого Квентина, самая старая приходская церковь в Майнце, находилась всего в нескольких кварталах от Шульштрассе. Сейчас, в будний день, путь до церкви не вызывал у Люции никакого страха. Однако сама церковь все равно казалась девочке угрожающей, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы просто переступить порог. Самая действенная молитва, конечно, та, которую читают перед алтарем, но Люция не решилась сесть на скамейку в первом ряду. Вместо этого она прокралась в часовню и стала молиться статуе Иисуса – от всей души и с болью в сердце. Люцию утешало то, что Сын Божий выглядел вполне здоровым. Если он – с такими-то ранами! – смог встать на ноги, то вылечить Лию ему не составит труда.
Итак, Люция подала официальное прошение, но мысль о том, а понял ли ее Бог, заставляла ее волноваться. Она вдруг подумала, что священники всегда говорили с ним на латыни! Что ж, она тоже так умеет. Медленно, чтобы не совершить ошибку, которая могла бы рассердить Бога – как, например, сделанная Давидом грамматическая ошибка рассердила его учителя иврита, – девочка повторила свою просьбу на латыни, а затем и на иврите. Иисусу это должно было понравиться, ведь он был царем иудеев! В результате Люция прочитала все молитвы, которые знала, – как христианские, так и иудейские. Стоять на коленях в холодной церкви было трудно, но ей очень хотелось показать Богу, насколько серьезно она настроена. Только когда на улице стемнело и свечи наполнили церковь еще более жутким светом, чем раньше, Люция перекрестилась, почтительно присела в реверансе перед алтарем и отправилась домой. Девочка была очень довольна собой: Лия наверняка уже ждет ее и все поражаются, как это она так быстро выздоровела.
На самом деле ее ждала только снедаемая беспокойством Аль-Шифа, которая ходила туда-сюда по нижнему двору. Она почти обезумела от волнения.
– Мне только не хватало еще и о тебе переживать! – неожиданно резко заявила она девочке. – У Лии высокая температура, ее мать до смерти напугана, и ни одно мое лекарство не действует, как положено. Но вместо того чтобы помочь мне, ты исчезаешь! Где тебя носило? Ты такая бледная! Ты замерзла?
Аль-Шифа затащила свою любимицу в дом и перво-наперво напоила ее горячим чаем.
– Не хватало еще, чтобы и ты у меня заболела. А теперь рассказывай! Что ты натворила?
Поведав о своем походе в церковь, Люция неожиданно почувствовала себя немного глупо. Оказалось, что пользы от этого никакой не было. Напротив, Лие стало хуже, а колено Эзры, ради исцеления которого она тоже смиренно прочитала несколько молитв, оставалось опухшим и по-прежнему не гнулось.
– Может, Бог действительно не помогает иудеям? – вздохнув, разочарованно произнесла Люция. – По-моему, это нечестно.
Аль-Шифа явно не знала, смеяться ей или плакать над этой историей. Она открыла было рот, чтобы ответить Люции, но тут ее прервал Вениамин фон Шпейер. Торговец только что вошел и снял плащ в коридоре, перед дверью в кухню. Он, должно быть, слышал последние слова девочки.
– Что ж, милость Божья творит чудеса. Даже если польза для Израиля не так очевидна, – процитировал торговец великого раввина Элеазара бен Иуду. Люция смущенно посмотрела на него, а мавританка нервно рассмеялась – и напряжение спало. Фон Шпейер подмигнул ей, а затем повернулся к Люции.
– Тебе делает честь, дитя, что ты беспокоишься о своей подруге, прилагая столько усилий. Но милость Божья так не работает. Ни у иудеев, ни у христиан, ни у мавров. Послушай, Люция, Всевышний дал нам разум, чтобы мы им пользовались. Не только для того, чтобы бормотать молитвы, но исследовать мир и учиться, прославляя его имя. Люция, где-то в мире есть лекарство почти от всех болезней. Но люди должны сами найти его, а затем использовать во имя Всевышнего, который его создал, как когда-то он создал нас. Если мы потом поблагодарим его за лекарство в молитве – то и хорошо. Но чудеса Бог творит только в редких, исключительных случаях. На них нельзя рассчитывать. И уж точно с ним нельзя торговаться. Аль-Шифа, как на самом деле чувствует себя Лия? Я слышал, Сара все глаза выплакала. Она специально послала за мной в контору. Неужели все так плохо?
Торговец, похоже, не мог поверить, что состояние дочери настолько тяжелое. Если бы Лия действительно была смертельно больна, то Аль-Шифа сидела бы у ее кровати, вместо того чтобы разглагольствовать с Люцией.
Аль-Шифа поклонилась:
– Я думаю, температура спадет завтра, господин. Днем она тоже вроде бы начала снижаться, но к вечеру снова поднялась. Так бывает, господин. Я не думаю, что жизнь Лии в опасности.
Вениамин фон Шпейер пробормотал молитву, а затем поблагодарил Аль-Шифу. Люция с удовольствием задала бы еще несколько вопросов, но по лестнице как раз спускалась рассерженная Гретхен, которая намеревалась отвести девочку домой. Горничной пришлось сегодня задержаться – все из-за того, что Люцию где-то носило полдня!
Бондариха тоже отругала девочек за то, что они опоздали. Она собиралась сходить куда-нибудь, но ее младшему ребенку исполнилось всего шесть недель, и ей не хотелось оставлять малыша с младшими братьями и сестрами Гретхен. Детвора покатилась со смеху, когда Люция объяснила свое опоздание походом в церковь.
– Бог не слушает шлюхиных детей! – воскликнул Эберхард, практически ровесник Люции, любивший зло подшучивать над ней.
– И уж точно не жидовских детей! – весело поддержала его Гудрун, старшая сестра. – Признайся, Люция, ты не веришь в Господа нашего Иисуса Христа! Ты лепечешь молитвы, но в душе ты жидовка!
Люция залезла под одеяло. На такие обвинения лучше всего было вообще не реагировать – особенно с тех пор, как она выучила молитвы, которые Аль-Шифа добросовестно произносила пять раз в день. Мавританка откладывала все свои дела, падала на колени и принималась бить поклоны, повернувшись лицом на восток. Последнее Люция делать не осмеливалась – возможно, потому, что Аллах тоже полностью игнорировал ее просьбы. Но девочке нравились слова молитвы, которую вполголоса читала Аль-Шифа: мавританка произносила их нараспев и они звучали успокаивающе и в то же время загадочно.