Люди Дромоса. Трилогия
Шрифт:
Ребята они довольно крепкие, и, «обыкновенному», мне с ними ни за что бы ни справиться. Но в анамнезе у меня были уроки Виктора, да и коридор чегото да стоил. Спустя минуту, нокаутировав обоих, я снова обратился к портье:
– Ты, урод, я здесь живу, и номер, люкс, между прочим, у меня оплачен на полгода вперед. И если чрез минуту со мной не будет разговаривать старший менеджер, то я разозлюсь не на шутку!
В запале я прибавил еще пару непереводимых слов, составляющих сокровищницу родного языка. Однако, к моему удивлению, он всё понял и начал багроветь. Шлепнув рукой по клавише интеркома, быстро произнес:
– Вызовите городовых, у меня нештатная ситуация. – Испокон веку полицию во Франции именовали «ажанами», но в любом случае, как ни назови, мент – он и в Париже мент. А потому
Даа, поселялисьто мы с Инной в «Националь», носивший французское название. Из двери выбегали повергнутые мною секьюрити, а вдали слышалась сирена, и я опять ушел в коридор. Водопад находился на месте, и я, присев и включив прибор, стал отматывать последний час.
Я шел по парижским улицам автоматически, а глаза, округлившись от удивления, искали и находили отличия. Вопервых, вывески. Все они выполнены на русском языке, и вспомнилось недавно виденное отражение Парижа с множеством китайцев. Существовали также некоторые архитектурные отличия, мне, неспециалисту, не особо заметные. Снова подошел к гостинице. Фасад – другого цвета, вернее, оттенка, но всё же. Опять же вывеска. Беседуя с портье, напряженно вслушивался в разговор, пока не понял, что он от начала до конца велся порусски. Удивление было так велико, что я не переиграл ни мгновенья, и охрана также повалилась на пол, а лицо портье снова налилось краской. И вот я сижу на камне возле водопада.
Вывод очевиден, и дело ясное, что дело темное. По головке гладить никто не спешил, и обживаться на новом месте не хотелось. Зато хоть язык знаю. Утешение слабое, но вызвало усмешку. Да и ответ на вопрос, куда уходят всё перепробовавшие старшие, можно сказать, получен. Воспоминание о патриархах изменило ход моих мыслей на прямо противоположный. Домой, если это в принципе осуществимо, всегда успеется. И что мне мешает задержаться здесь и проявить немного любопытства?
Сидя за угловым столиком, я потягивал вино и размышлял. Уже две недели я жил в дешевой гостинице или, как здесь говорили, «на постдворе». Конечно, некоторая специфика этого общества осложнила адаптацию, но так, ничего принципиального. Как я уже упоминал, говорили здесь в большинстве своем порусски, а происходило это потому, что находился я не во Франции, а в парижской губернии великой Российской империи. В империи так в империи, но казиното зачем запрещать? Нет чтоб подумать о несчастных и неимущих обладателях дара, так им подавай высоконравственное общество. Голодатьто я не голодал, и одеться с иголочки не проблема. Но вот наличные… Некрасиво, конечно, начинать на новом месте с грабежа, но на постой без денег не пускали. В ходу здесь, как вы понимаете, рубли, только вот были они золотыми. В прямом смысле. Настоящие золотые червонцы, свободно переходящие из рук в руки. На каждом, правда, имелся номер, как на банкноте, а при расчетах применялось чтото вроде детектора. Что там определял небольшой приборчик, я не знаю, но водился он практически у каждого. И всякая сделка сопровождалась «сканированием» кучки монет, после чего стороны, довольные друг другом, расходились. Две полных пригоршни этих самых рублей дали мне возможность оплатить комнату на месяц вперед и немного осмотреться.
В первый же день я занялся обустройством лагеря, который отнес подальше от водопада и тучи мелких брызг. Натаскав запас продуктов на черный день и обзаведясь палаткой, я решил, что на первое время хватит.
Новый мир заслуживал внимания, и я начал потихоньку вживаться, бродя по улочкам, слушая досужие разговоры на базаре и посещая пивнушки. Не покидало ощущение, будто нахожусь в Прибалтике времен коммунизма. Соседство двух культур нетнет да напоминало о себе. И, кроме имперского русского, иногда звучала французская речь. Да и, пожалуй, всё было както органичнее, что ли. По крайней мере слово «оккупант» было не в ходу. Каждый вечер покупал кипу газет, но без привязки к местности новости мало что говорили. А скорее, попросту отдыхал после пережитого шока, не решаясь начать более глубокие исследования. Решив, что уже достаточно пропитался местным колоритом, назавтра назначил посещение Большой императорской библиотеки. Врать не буду, было страшновато. Но боязнь никак не решала моих проблем, и никуда не денешься, а придется выяснять, как это у них всё вышло. И куда они подевали свободную демократическую Россию, а заодно и Советский Союз в придачу?
Как раз на этом самом месте на мой столик когото опрокинули, и началась небольшая потасовка. Что ж, неплохое завершение «хождения в народ», решил я и принялся деятельно этот самый народ пинать и обрабатывать кулаками. Без особого азарта, зато с видимым успехом. Позабавлявшись минут пятнадцать и дождавшись сирены городовых, скрылся в туалете и «перешел». С часок побродил в окрестностях водопада, то и дело пытаясь заглянуть в бездну, и вернулся в успокоившееся кафе. В последние две недели я потихоньку привыкал к реальности этого мира. И небольшая драчка потребовалась, чтобы увериться окончательно.
Возле выхода меня ждали. Женщина лет тридцати с высокой грудью и осиной талией.
– Меня зовут Анна, и я уже закончила.
– И что же ты закончила? – В том, что мы не знакомы, я был уверен на сто процентов.
– Вот все вы так! – капризно заявила она, надув губки. – Когда работаешь – за ноги хватаете, а стоит подойти, так сразу нос задирать.
– Я чтото плохо стал соображать в последнее время, ты уж напомни, а?
– Я официантка, и вы за меня заступились.
Никаких официанток я знать не знал и уж подавно не думал ни за кого заступаться, но, видимо, она приняла мое желание размяться на свой счет.
– И что мне с тобой делать, Анна? – Вопрос, разумеется, чисто риторический…
18
Я захлопнул том Всеобщей имперской энциклопедии и решил выйти перекусить. Уже целую неделю ходил сюда, как на работу. И читал, читал. Сказать, что этот мир был странным, значит не сказать ничего. Ну хотя бы то, что Страны Советов здесь никогда не существовало. Но по сравнению с остальным это так, семечки. Просторы России раскинулись от Уральских гор до Бреста, того, что на берегу Атлантического океана. Который именовался не Атлантическим, а объеденный с Тихим, носил название Великого. Объединили же его с Тихим по причине отсутствия обоих Америк. То есть какаято суша в виде цепочки островов наличествовала, но и всё. По причине же отсутствия Нового Света англичане колонизовали… Сибирь. И от Камчатки до Урала располагались Сибирские Штаты, довольно развитое государство, как и у нас, являющиеся постоянным оппонентом русских. Было чему удивляться, а вчера, увидев выступление по телевизору огромного негра, оказавшегося губернатором одного из штатов, у нас носившего названия Алтайского края, я долго не мог вымолвить ни слова.
И вот я роюсь в учебниках истории, пытаясь провести аналогии и сравнить несравнимое. В своих нынешних границах Россия утвердилась лет триста назад и с тех пор никаких крупных войн не вела. Произошла пара инцидентов с Великими Штатами, но зоной боевых действий оказывались Уральские горы, и всё както само собой затихало. Земли же по обе стороны хребта хватало и тем и другим. Я заулыбался, представив разговор здешнего начальника охранки с нашим диссидентом: «Будешь копать под царябатюшку – в Штаты сошлю! »
Но Штаты были далеко, моя золото и поставляя всему миру пушнину, а Европа благоденствовала под сенью двуглавого орла. Не знаю, как там при ихней демократии, а у граждан Империи свобод столько, что мне, воспитанному совковым режимом, и не снилось. Да и материальный достаток «простонародья» далеко обгонял уровень так называемого среднего класса, в моей России уж больно сильно задирающего нос.
Свободно можно купить оружие, но практически не распространены наркотики. Наверное, сказалось отсутствие «сухого закона»», позволившего в свое время подняться мафии. И после отмены оного не пожелавшей самораспускаться, засыпав мой мир тоннами героина. И почемуто не в почете оказался игорный бизнес, что меня очень опечалило. Да, новая «патрия» вызывала удивление и озадачивала вопросом: а будет ли мне здесь «бене»?