Люди Дромоса. Трилогия
Шрифт:
Но совсем недавно мы исследовали мир, где жили двенадцать миллиардов исключительных. И необыкновенности их отличались от наших в гораздо лучшую сторону. И что? Где они теперь?
Все стояли и смотрели на меня, словно застывшего в оцепенении. И наконец Инка не выдержала:
– Давай начинать, что ли?
Но сразу врубиться в ситуацию я не мог и, оглядевшись вокруг, попросил:
– Пару минут, люди. В смысле, десятьпятнадцать. А то голова идет кругом.
Не знаю уж, как там действует коридор «аббата». Просто, оглушенный свалившимися на меня сведениями, не успел понять. Но «материализовались» мы на
Он был тих и спокоен. И почти безлюден в этот час. Переполненный негой и умиротворением ранней осени, этот кусочек живой природы не подозревал о готовящейся ему участи. Еще вовсю неслись живительные соки в крепких стволах, а легкий ветерок с упоением играл почти не поредевшими кронами деревьев, в большинстве своем еще зелеными, но уже тронутыми охряными и багровыми тонами. Они всё увереннее предъявляли свои права на эту волшебную палитру, собираясь раскрасить яркую зелень листвы, превратив монолит летнего покрывала в веселые разноцветные зонтики, сшитые из красочных, волшебных лоскутков.
Вдалеке слышалась музыка. Ктото прокручивал запись Розенбаума, и всюду проникающее эхо, живущее на крыльях ветра, доносило обрывки гитарных аккордов, сквозь которые был слышен голос великого барда.
У меня внезапно защемило сердце. И я – свинство, конечно, с моей стороны, – махнув рукой, мол, хочу побыть один, побрел по дорожке, усыпанной первыми желтыми листьями. Сам не зная зачем, я шел навстречу звукам. Слова песни почемуто вселяли уверенность, успокаивая натянутые как канаты нервы.
Звонкие аккорды, не уставая, сотрясали удивительно пахнущий воздух, и гдето вдали, там, где кончался парк, вдруг послышался протяжный гудок машины, напомнив, что совсем рядом находится абсолютно другой мир, которому срочно нужна помощь. Иначе в мой город придут вечные сумерки. Хмурые, ужасные, затянутые дождливой пеленой и укрытые страшным в своей неотвратимости безмолвием.
В глаза ударил игривый солнечный лучик, не озабоченный абсолютно ничем. Ни тем, что по календарю уже наступила осень. Ни даже такой страшной новостью, что его, календаря, осталось моему городу, да и вообще всем людям, не более двух недель. И, глядя на него, я почувствовал, что в мою трепещущую и испуганную душу возвращается лето.
Я прошелся по городу, не покидая, однако, окрестностей парка и то и дело возвращаясь под кроны деревьев. Постоял на берегу, полюбовавшись на пруд и плавающих в нем лебедей и наслаждаясь пейзажем. Следующие недели будут довольно напряженными, так что мне просто необходим заряд спокойной уверенности в своих силах. Купил мороженое и двинулся по кольцу, огибая парк по кругу и то и дело оглядываясь, стремясь уловить в облике города признаки надвигающейся беды. Откуда ни возьмись, появилась тучка, смочив пыльный асфальт дождем, но вскоре, уносимая ветром, умчалась по своим, ей одной ведомой мелиоративным делам.
В последний раз глянув на бетонные коробки, вошел в сквер и улегся прямо на траву, заложив руки за голову и уставившись в просвечивающее сквозь разноцветную листву небо и не обращая внимания на то, что одежда стала мокрой.
– Отдыхаем? – В голосе говорившего сквозило вежливое, но тем не менее ироничное любопытство.
Я повернул голову и увидел стоящих надо мной двух молоденьких милиционеров. Да уж, разлегся, мать твою.
– Попрошу документики.
Как и положено лоботрясу, документов у меня с собой не было, о чем, по старой совковой привычке изобразив на репе смущение, я и поведал стражам порядка.
– Что ж, придется пройти, – резюмировал старший, всё время подозрительно шевеля носом у моего лица.
Упираться я особо не стал и «прошел». Как вы сами понимаете, немножко не туда, куда приглашали, но тут уж я ничего не мог с собой поделать.
Что ж, пора, мой друг, вас ждут великие дела. Так, кажется?
Настроение стало понемногу подниматься, и я взял в руку Прибор, намериваясь включить ускоренный режим, дабы приблизить момент, когда я так нагло покинул свою команду. Поскотски, беспардонно. Ведь им, как ни крути, тоже не сладко и, возможно, во сто крат тяжелее, чем мне, несчастному.
54
Немножко, как всегда, не рассчитал и «вышел» в тот момент, когда уже удалялся от честной компании. Враз повернулся на сто восемьдесят градусов и затопал обратно.
– Извините, люди. Просто хандра накатила, – смущенно промямлил я.
Но по внимательному взгляду Ленки понял, что она заподозрила меня в дубле. Ну и пусть. Голые подозрения к делу не пришьешь, как говорится. Да и что в этом криминального, скажите пожалуйста? Ну, Инна, дорогая моя девочка, как и положено нежной и любящей подруге, озабоченной душевным состоянием спутника жизни, традиционно покрутила у виска пальцем, но вдаваться в подробности не стала. Что ж, спасибо и на этом.
Но на меня, пришедшего в душевное равновесие, вдруг ни с того ни с сего накатил хохотунчик, и я решил подначить любимую и единственную.
– Если всё так уж плохо, Инка, на фига ж ты тогда со мной, идиотом, возишься? – вкрадчиво поинтересовался я.
Должно быть, она не была готова к подобному повороту событий. Не ожидала от послушного теленка Юрки такого вот фортеля, да еще в столь критический момент. Но всерьез ссориться я ни в коем случае не хотел. Просто от наших с Инкой споров, в которых она по большей части берет верх, оставляя последнее слово за собой, у нее настроение заметно улучшается. Да и мне, для уверенности, что всё как всегда и, само собой, будет путём, просто необходима легкая пикировка. А то, судя по напряженным лицам, общество вотвот изменит мой статус, переведя из обормотов в потенциальные спасители человечества.
И Инка, умница моя, не подкачала. И выдала именно то, что я и ожидал. Нет, я, конечно, не знал дословно, что взбредет в ее хорошенькую головку. Но общая направленность, как вы сами понимаете, сохранилась. Нисколько не смущаясь присутствием публики, Инка прищурилась и, тряхнув рыжими волосами, начала:
– В твоем возрасте, как правило, холостые мужчины делятся на три категории. Туповатые и самовлюбленные дураки, тихие и малахольные интеллигенты, а также доморощенные донжуаны, уперто и мрачно коллекционирующие свои победы на любовном фронте, которые заурядно слабоваты в постели, так как им важнее количество, а не качество. И все три одинаково нагоняют тоску. – Тут я позволил себе малость погордиться, вообразив, что представляю собой нечто особенное, но мне на голову был вылит ушат холодной воды. – Вот я и выбрала самое меньшее из зол. Угадай с трех раз какое?