Люди и драконы
Шрифт:
— Дружок, никогда не доверяй птицам. Поднять-то мы тебя поднимем, да как бы не уронили ненароком!
— Тихо! — прикрикнул Ксантен. — Мне нужны шесть птиц, умеющих быстро летать и держать язык за зубами. Есть среди вас такие?
— А рос, рос, рос! Он еще спрашивает! Да нам целую неделю не давали летать!
— Ему нужно, чтобы мы молчали! Мы будем немы как рыбы!
— Прекрасно. Ты, ты. Ты, Умные Глаза. Вот ты. Ты, Вздернутое Плечо. Ты, Зеленый Хохолок. Ступайте к корзине.
Отобранные птицы, осыпая крестьян руганью и насмешками, позволили им наполнить сиропом «мешочки»
— К ангарам в Винценне! — велел он. — Лететь надо высоко и быстро, помните: враг начеку. Мы должны выяснить, целы корабли или нет.
— К ангарам так к ангарам.
Расхватав длинные веревки, привязанные к креслу, птицы рванули вверх — явно старались, чтобы Ксантен звонко клацнул зубами. Они летели, смеясь и бранясь между собой. Каждой казалось, что ей приходится работать за остальных. Но вскоре они приноровились к полету, и тридцать шесть пар крыльев стали подниматься и опускаться одновременно. К радости Ксантена, птицы перестали болтать и молча летели на юг со скоростью пятьдесят-шестьдесят миль в час.
День близился к концу. По древней земле, свидетельнице великого множества рассветов и закатов, побед и поражений, скользили длинные черные тени. Ксантен был прямым наследником семисотлетней династии властелинов этой планеты. «Несмотря на то что здесь зародилась вся человеческая раса, — размышлял он. — Земля так и не стала нам родным домом». Ничего парадоксального, загадочного в этом не было. После Войны шести звезд планета три тысячелетия лежала «под паром», населенная горсткой бедолаг, которым пришлось стать варварами-кочевниками, чтобы выжить.
Наконец семь веков назад, отчасти по политическим соображениям, отчасти по своей прихоти, некоторые влиятельные представители альтаирской знати решили вернуться на Землю. Так возникли девять твердынь, где жили благородные господа и их слуги — «специализированные» человекообразные…
Ксантен пролетал над районом раскопок — вымощенная белым камнем площадь, расколотый обелиск, упавшая статуя… Эта картина подействовала на воображение. В мозгу стали рождаться образы простые и вместе с тем величественные и прекрасные. Он вертел головой во все стороны, будто впервые летел над этими покатыми холмами. На миг он увидел Землю, заново населенную цивилизованными людьми, — поля распаханы, кочевники вытеснены в пустыни.
Ксантен спохватился, — об этом не стоило и мечтать. Уныло глядя на однообразный ландшафт, он думал о бунте мехов, так неожиданно изменившем его жизнь.
Когда-то Клагхорн высказал мысль, что условия существования человека не могут оставаться неизменными сколь угодно долго. Чем сложнее эти условия, тем менее они стабильны. Сложная, неестественная, чрезмерно утонченная жизнь в замке Хейдждорн не менялась на протяжении семи столетий, и это поразительно. Клагхорн развил свой тезис и дальше. Поскольку перемены неизбежны, дворяне должны взять их под контроль. Иначе не миновать катастрофы.
В недавнем прошлом идеи Клагхорна подвергались ожесточенным нападкам со стороны консерваторов, приводивших стабильность общества в качестве доказательства жизнеспособности замка. Ксантен колебался,
Разумеется, многое оставалось неясным. Например, почему мехи выбрали для мятежа именно это время, а не какое-нибудь другое. Ведь условия их жизни не менялись пятьсот лет, а сами мехи никогда не выражали недовольства. Впрочем, они вообще не выражали каких-либо чувств, и никто, кроме Клагхорна, не пытался узнать, что у них на уме.
Впереди выросли горы Балларат, и птицы повернули на восток. К западу лежали развалины большого города, их так и не удалось как следует изучить. Внизу раскинулась Люцерновая долина. Когда-то здесь процветали фермы, и, если приглядеться, можно было различить контуры исчезнувших угодий. Птицы несли Ксантена к ангарам, где под присмотром мехов хранились четыре космических корабля, принадлежавших Хейдждорну, Джейнилу, Туангу и Утреннему Свету. Правда, Ксантен не помнил, чтобы эти корабли когда-нибудь взлетали.
Солнце садилось. На металлических стенах ангаров играли отблески заката. Ксантен закричал птицам:
— Видите деревья? Снижайтесь по кругу и садитесь за ними. Быстрее летите, не то нас заметят.
Шесть уродливых шей склонились к земле. Распластав жесткие крылья, птицы понеслись вниз, и Ксантен приготовился к удару о землю. Эти крылатые существа не могли не озорничать, когда несли кого-нибудь из господ.
Но Ксантен не оправдал их надежд. Он не вывалился из кресла и не покатился по траве.
— Сиропа у вас достаточно, — сказал он. — Отдыхайте, не шумите, не ссорьтесь. Если завтра к заходу солнца я не вернусь, летите в Хейдждорн и скажите, что Ксантен погиб.
— Не бойся! — сказали птицы. — Мы будем ждать вечно.
— Уж всяко до завтрашнего вечера.
— Если почувствуешь опасность, если попадешь в беду, позови птиц! А рос, рос, рос!
— Знаю я вас! — сказал Ксантен. — Птицы — трусы, каких поискать. И все же спасибо на добром слове. Помните наш уговор, а главное — сидите тихо. Я не хочу, чтобы меня зарезали из-за вашей болтовни.
Оскорбленные, птицы завопили:
— Неправда! Неправда! Мы немы как рыбы!
— Ладно, ладно. — Ксантен поспешил удалиться, пока они окончательно не расшумелись.
Пройдя через лес, он вышел на поляну. Ярдах в ста высилась задняя стена ближайшего ангара. Ксантен остановился, чтобы осмотреться и кое о чем подумать.
Во-первых, отгороженные от мира стальными стенами, мехи-ремонтники могли не знать о мятеже, ведь металл экранирует радиоволны. Но это было маловероятно, — очень уж слаженно, методично действовали заговорщики. Во-вторых, мехи постоянно контактировали друг с другом, они походили на единый организм. В целом этот организм был совершеннее, чем отдельные его клетки-мехи, как известно, не склонные к инициативе. Следовательно, вряд ли ремонтники выставили часовых. В-третьих, если они и охраняли ангары, то, вероятнее всего, держали под наблюдением наиболее удобные подступы.