Люди и портреты
Шрифт:
Очередная сигарета обратилась в дым. Павел жадно затянулся новой.
„Татьяна... она конечно обволакивает, засасывает. Обоятельна, умна. Она могла убить Наталью из ревности? Бред. Когда, где? Смешно даже предположить, что одна бывшая любовница Дэна убила другую. Тем более, что Дэн наверняка бы не дал Наталью в обиду и от Татьяны с братом остались бы рожки да ножки. А если... Дэн убил Наталью и Эрик с Татьяной в курсе дела? С какой целью? Столь агрессивная реакция Дэна на попытку узнать о судьбе Натальи... А кто вообще сказал, что она погибла? Рустик в ресторане в первый день! Но
Тлеющая сигарета обожгла пальцы. Павел резко отбросил окурок.
“Нехватает какой-то детали. Какого-то важного пазла из общей мозаики, отсутствие которого мешает составить полную картину. И эта деталь находится у Татьяны и ее брата. Все события последних дней ведут его именно к ним. Игра продолжается... чужая игра.
И кто сможет помочь? Обращаться в местную милицию - себе дороже. Уже несколько дней в криминальной хронике крутят его фоторобот. А сегодня на вокзале и лист с его физиономией повесили. Так что местный усатый мусор выслушает все версии, подумает и скажет "...Ц-ц-ц, дарагой, перегрэлся!". А то и скрутят его самого, если сличат с разыскиваемым фигурантом, - рассуждал Павел.
– Остается другой вариант - проникнуть самому в мастерскую, узнать что в этой кладовке и в случае необходимости обратиться к Хамиду за помощью. Если, конечно, действительно будет найдено что-то серьезное.”
Павел кинул окурок вниз и вернулся к себе в комнату.
Когда он приехал к Татьяне, она снова была в мастерской. Картина, которую она рисовала, представляла собой двух мужчин, которые стояли друг напротив друга.
Они были в костюмах своего времени, в красно-черных кафтанах, красных сапогах, в меховых шапках. Но у каждого из них вместо головы на плечах был череп, обтянутый пергаментной кожей. В их движениях было что-то звериное, собачье, но в виртуозно нарисованных фигурах и костюмах - человеческое. Общий же фон, как отдельных частностей, так и всей среды, был тусклым, грязно-желтым. Эта странная смесь жизни и смерти, представляла такое гармоническое созвучие, что картина произвела на Павла потрясающее впечатление.
– А кто это?
– спросил он.
– Картина называется 'Борис и Глеб'. Я начала ее писать около полугода назад, затем забросила и наконец нашла в себе силы закончить. Ты шокирован? Твоя немая критика в высшей степени удовлетворяет меня.
– Борис и Глеб те самые?
– Да. Русские князья.
– Я нахожу эту картину по меньшей мере странной!
– промолвил Павел.
Татьяна улыбнулась.
– Скажи лучше - тошнотворной, отвратительной! Одним словом, андеграунд.
Потом она вдруг сделалась серьезной:
– Поверь мне, Паша, мне стоило неслыханных мучений дописать эту картину. Ты спросишь - почему черепа? Просто с убийства этих двоих и началась кровавая междоусобица на Руси.
– Рабочий день, я вижу, у тебя закончен. На взморье не хочешь съездить?
– спросил Павел.
– Да, я уже практически закончила.
– отозвалась Татьяна.
– Так, палатка - в гараже. Кстати, не забудь бар опустошить.
Они выбрались на тихое, уединенное место. Вечернее солнце еще грело. Павел быстро и ловко установил палатку, а Татьяна накрыла импровизированный стол.
– Ты не представляешь, Паша, как радуется художник, когда его замысел воплощается в жизнь!
– Она чмокнула его в щеку и протянула бутылку шампанского, которую он с шумом открыл и разлил в фужеры.
– За что пьем?
– с улыбкой спросил Тумасов.
– За наши успехи!
– она звонко чокнулась и быстро выпила.
Уже потом, когда они гуляли неподалеку от санаториев, по аллеям среди посаженных чахлых сосенок, Татьяна нежно прижалась к нему. Павел остановился и обнял ее:
– Не могу поверить, что все так сложилось.
– Многие об этом просили, тебе повезло.
– Ты останешься здесь или все же поедешь в Ленкорань?
– Я останусь до конца.
С моря подул сильный ветер, зашумели сосны. Быстро набежали плотные облака.
– Кажется, скоро дождь начнется.
– заметила Татьяна.
– Наверное, пора домой.
Они вернулись около десяти. Насчет ужина можно было не беспокоиться - Эрик приволок с базара всякой всячины. Татьяна вернулась из кухни, и Павел вообще забыл обо всех этих разносолах. Он вообще перестал соображать, где находится. Татьяна принесла с собой все запахи соснового леса. И они вновь и вновь погружались в глубину древнего, никому не ведомого до них ритма сплетенных тел...
– Нет, я так не могу.
– уселся на кровать Павел.
– Из-за того, что твой брат находится в соседнем крыле, мне все время кажется, что нас трое.
– Какие глупости!
– отмахнулась Татьяна.
– Знал бы ты, как Эрик устает за смену. Он приезжает домой и с порога заваливается спать. А потом - новая смена или срочный вызов. И так день за днем. Выбрось это из головы.
Она обняла его и они продолжили заниматься сложной любовной игрой под шум расбушевавшегося ливня, когда капли с неистовством били в стекло. В какой-то момент Павел поднял голову и увидел, как на оконном стекле прозрачные капли дождя сменяются другими, более тяжелыми, темно-красными, набухшими... медленно стекающими вниз, оставляющими багровые разводы... Но через некоторое время, присмотревшись, он понял, что это всего лишь причудливая игра лунного света и тени...
...Павел проснулся внезапно, что-то разбудило его. Дождь кончился и вокруг была полная тишина, прерываемая шуршащими по ветру листьями. Татьяна мирно спала. Павел скинул ее руку с себя и тихо направился в ванную.
Проходя по коридору, он посмотрел в узкое окно, выходившее во двор. Двери гаража были открыты, и на ярко освещенной закрепленным над гаражом фонарем забетонированной площадке стоял джип. Рядом находился Эрик. Свет фонаря не полностью высвечивал его мощную фигуру, он стоял в полутьме. Он смотрел вверх, в окна второго этажа, на Павла.