Люди легенд
Шрифт:
А наши разведчики ходили в немецкой форме!..
Наше соединение не могло задерживаться в узкой полосе леса, зажатой между железной дорогой Гомель — Брянск и рекой Ипуть. Нужно было торопиться на север, к Чечерску, в «партизанский район», о котором мы узнали из сводки Совинформбюро, переданной для «проверки».
И в то же время наше командование не хотело оставлять без партизанского «обслуживания» такую важную для немцев магистраль, как Гомель — Брянск…
Наш командир Алексей Федорович Федоров решил оставить под Добрушем группу под
— Хотите действовать вместе с нашими хлопцами? — спросил генерал у Феди.
— Да.
Группа Балицкого пустила под откос одиннадцать эшелонов. Почти все — при участии Феди и его отряда. Но дело было не столько в участии в диверсиях, сколько в великолепной Фединой осведомленности обо всем, что касалось движения вражеских эшелонов и войск от самого Гомеля до Новозыбкова…
Расскажу о самом «громком» взрыве — о взрыве «Голубой стрелы», эхо которого докатилось до нас еще до того, как я повстречал Федю Кравченко на опушке Клетнянского леса.
Поезд, который партизаны прозвали «Голубой стрелой», состоял целиком из классных вагонов (редкость для железных дорог во вражеском тылу) и предназначался для гитлеровских офицеров–отпускников, едущих с фронта и на фронт. Ходил этот поезд, разумеется, не по расписанию, его движение сохранялось в строжайшей тайне. Но незадолго до его прихода — иногда за день, иногда за два — по всей линии от Брянска до Гомеля летел приказ: проверить состояние железной дороги, поддерживать особую бдительность…
Первым связь между приказом об особой бдительности и проходом «Голубой стрелы» заметил Миша — телеграфист с разъезда Закопытье…
— Ну, как, Гриша? — спросил Федя у Балицкого после очередного посещения «дубка». — Взорвем «Голубую»?
— А неужели ж пропустим?!
С этого дня наблюдение за «Голубой стрелой» стало главной Фединой заботой.
«Дубок» Мишки–телеграфиста перенесли поближе к разъезду, на самую опушку леса. За ним было установлено постоянное наблюдение. Все иные боевые операции отменили. Обе группы — Балицкого и Феди — находились в полной боевой готовности для выхода на железку в любой момент.
Несколько раз диверсия срывалась: то приказ был, но поезд в последний момент отменяли, и тревога оказывалась ложной, то Миша не успевал сообщить, то экспресс проходил днем…
Но вот однажды вечером Миша сам прибежал на «дубок».
— Сегодня! —с трудом переводя дух, сказал он Верховскому, который дежурил в тот день. — Сегодня пройдет обязательно! Часа через четыре ждите!
…Балицкий расположил объединенную диверсионную группу вдоль железной дороги почти под самым Добрушем. Чтоб по ошибке не взорвать другой поезд, в каждую сторону выставил по наблюдателю с электрическими фонариками. Если идет экспресс, наблюдатель должен был трижды мигнуть зеленым глазком.
Лежали неподвижно: Балицкий запретил шевелиться и разговаривать. Мимо то и дело с грохотом пролетали
Но вот снова раздался стук колес и пыхтение паровоза.
— Кажется, четырехосные перестукиваются, — прошептал кто-то рядом с Федей. — Уж не «Стрела» ли?
— Тихо!..
И вдруг Федя явственно увидел — справа вспыхнула чуть заметная зеленая звездочка — раз, другой, третий. Есть!
— Приготовиться! — шепотом скомандовал Балицкий. — Ну смотрите не подведите, подрывники!..
А поезд вот он — рядом уже. В незатемненных зеркальных окнах сверкал свет, светлые квадраты, как в довоенные времена, весело бежали рядом с колесами по насыпи.
Теперь уже не оставалось никаких сомнений — «Голубая стрела»!
— Ну! — сдавленно крикнул Балицкий. — Давай!
Огромное, как африканский баобаб, багровое дерево взрыва (Гриша Мыльников не пожалел тола) встало под паровозом. Раздался дикий скрежет — вагоны лезли один на другой, падали, раскалываясь, как орехи…
— Пулеметы! Почему молчат пулеметы! — не своим голосом закричал Балицкий.
Резанули пулеметные и автоматные очереди. Ударили взрывы гранат. Вспышки освещали уцелевших немцев, с воплями на карачках уползавших прочь, за насыпь, подальше от смерти…
К Балицкому подбежал наблюдатель:
— По дороге от Добруша идут машины! — крикнул он. — Фары видны!
— Отход! — крикнул Балицкий и дал в воздух зеленую ракету!
Но отходить было поздно. Машины остановились точно против взорванного эшелона. Приехавшие на них немцы развернулись и, поливая автоматными очередями узенький коридорчик леса, в котором между линией и дорогой были зажаты партизаны, двинулись в наступление…
— Будем прорываться! — крикнул Балицкий.
— Стой, Гриша! —остановил его Кравченко. — Не горячись! Отводи людей вдоль дороги. А я задержу…
— Как же ты?! —начал было Балицкий.
— Ничего–ничего! Иди! А мы их сейчас стравим — как начнут друг друга чирикать, так о нас забудут!
Балицкий начал отводить группу.
Федя подозвал к себе Максима и Тараса.
— А ну чирикните им, чтоб стреляли выше, — сказал Федя австрийцам. — Орите что есть силы, партизаны, мол, на насыпи!..
Тарас и Максим что есть силы закричали по–немецки.
Федя одну за другой дал в сторону насыпи две белых ракеты.
«Добрушские» немцы сразу перенесли огонь выше, начали стрелять по насыпи.
Им яростно отвечали отпускники, успевшие к этому времени оправиться и занять оборону… Федя отослал Тараса и Максима догонять группу, дал несколько очередей по разбитому эшелону, закурил, прикрыв голову плащ–палаткой и, пряча цыгарку в рукав, не торопясь двинулся вслед за остальными…
Через два дня в лагерь к Феде и к Балицкому пришел Кулик, возвратившийся из Гомеля, и доложил: