Люди сорок девятого
Шрифт:
– Иди, иди, - разрешила миссис Черрингтон, а когда дочь ушла, в изнеможении опустилась на кровать.
Что-то блестящее привлекло ее внимание, и она, нагнувшись, подняла с пола маленький золотой медальон, вероятно выпавший из шкуры, когда Жаклин разворачивала ее. Сверкающая тонкая цепочка, покрытая кое-где коркой запекшейся крови, обвилась вокруг пальцев миссис Черрингтон, и она открыла его. Внутри было два портрета на эмали. С одного на женщину глядело лицо красивой юной девушки с беспечными глазами человека, не знавшего еще серьезных жизненных невзгод. Это была миссис Джоунз, миссис Черрингтон узнала ее, несмотря на то, что видела всего несколько раз в церкви, и подивилась тому, что время сделало с этой молодой леди. Со второй эмали глядел столь же юный и симпатичный молодой человек. Светлые волосы, чуть зеленоватые глаза... Кто они, кем были друг для друга?.. Миссис Черрингтон вгляделась. Что-то в изгибе губ юноши отдаленно напоминало... Линдейла. Нет, миссис Черрингтон мгновенно отбросила эту мысль, как абсолютно невозможную. Конечно, ей показалось - и только... И все же, это никак не мог быть мистер Джоунз, и явно не брат... "Милой Бэкки на память о нашем пикнике", - гласила надпись. Миссис Черрингтон глубоко вздохнула. Хотелось бы знать, что за романтическую историю, приключившуюся когда-то с этими людьми, хранит вот уже много лет золотой медальон и почему миссис Джоунз, как вспоминалось теперь, никогда с ним не расставалась...
Плач ребенка, донесшийся из кухни, вернул женщину к действительности. "Это ее ребенок...
– догадалась миссис Черрингтон.
– Миссис Джоунз и ее муж так и не добрались до Денвера... Кто-то нашел их ребенка и забрал с собой... Они еще не крестили его, это я знаю точно. Не могли согласиться насчет имени. Мистер Джоунз хотел, чтобы сына звали Александер, а она... Кажется, Джонатан. Да, точно, Джонатан. Что ж, пусть так и будет. Джонатан Александер Морган".
"Мир не без добрых людей, - мелькнула быстрая мысль.
– Но все же, кого больше на этой земле: тех, кто склоняется к добру или ко злу?.."
У нее не было ответа на этот вопрос.
* * *
Вскоре все было кончено: лишенные руководства, наемники Рика сопротивлялись недолго. Большинство было убито во время панического бегства, а те, кто сумел добраться до лошадей, рванули прочь из города в различных направлениях. Джон Линдейл устало вытер взмокший лоб рукавом, все еще сжимая в руке опустевший револьвер, и повернулся, чтобы идти обратно в салун, как вдруг на улице показались новые люди. Это были жители Сван-вэлли: по одному и по двое, маленькими группками; верхом и пешком или в телегах, груженных скарбом, добирались они до Иглз-Неста, измученные и упавшие духом, что явственно было написано на их лицах. Многие оглядывались назад, будто опасаясь чего-то, идущего за ними попятам, и двигались очень быстро. Поглядев туда, откуда тянулась эта процессия, Линдейл увидел темные точки, быстро скользящие по снежной белизне. Преподобный Блейк вышел на порог своей церкви - его лицо осунулось, он постарел на несколько лет.
– Что случилось?
– устало спросил Джозеф, не обращаясь ни к кому конкретно. Ответа не последовало. Он повторил свой вопрос, и какой-то поселенец с густой черной бородой поднял голову.
– Нас уничтожили, - раздраженно бросил он, и стегнув лошадей, промчался мимо в облаке снега. Следовавший за ним человек натянул поводья и притормозил, создав за собой затор. Люди, несколько лет бывшие его соседями, осыпали беднягу отборной бранью.
– Извините, святой отец, - кричал мужчина, перекрикивая гул недовольной толпы, в глазах его стояли слезы.
– Но это черт знает что!
Его жена пыталась успокоить напуганных плачущих детей и убеждала их не вставать, не высовываться из-за борта повозки.
– Что произошло?
– спросил снова отец Блейк.
– Времени мало, они идут за нами, наступают на пятки, - скваттер махнул кнутом куда-то назад.
– Кто они?
– поинтересовался Джозеф, уже зная ответ, ибо он догадался, кто стал хозяином города.
– Наемники Макклахана! Они напали внезапно. Торнтон, Вэйнер... Они и еще пятеро пытались им противостоять. Они... их уничтожили, святой отец, смели с лица земли!
Он умолк, его глаза беспокойно двигались, будто он все еще был там, все еще видел...
– Я не хочу так... Не могу!
– сказал скваттер, наконец.
– У меня семья, дети... Это место не стоит, чтобы из-за него умирать, даже климат намного хуже Калифорнии...
– Вы туда?
– спросил отец Блейк, не осмеливаясь смотреть им в глаза. Мужчина кивнул.
– Ты подлый предатель, Винс!
– раздался крик откуда-то сзади.
– Мы же договорились, если здесь не выйдет, остаться вместе!
– Да пошел ты!
– огрызнулся Винс, и лицо его исказилось.
– Я знаю, почему это случилось. Мы прокляты! Все мы, вот почему!
– Заткнись, Винс!
– лица его бывших соседей были бледны от страха и перекошены злобой.
– Нет, я скажу!
– выкрикнул Винс.
– Мы виновны в убийстве, все мы. И в равнодушии тоже, но что это в сравнении с убийством.
– Кончай, Винс!
– раздался крик из толпы, но это только подстегнуло говорившего.
– Мы виновны в убийстве Нэйтона Гринуотера, которого бросили без пищи, воды и оружия в пустыне, виновны не меньше, чем Давид в убийстве Урия хеттеянина. А может, и еще кое в чем... Черт! Зря я Мертона не слушал, когда он предупреждал...
Он помотал головой и, хлестнув лошадей, помчался дальше по улице. Ошеломленный отец Блейк стоял в дверях своей церкви, уронив четки в снег; то, что он видел, то, что узнал, испугало и поразило его до глубины души...
Люди с "Ленивой М" во главе с Миллером ворвались на улицу, их крик, свист и улюлюканье слились в один общий гул. Теперь Джонатан Линдейл, благоразумно отступивший на тротуар, понял, какой приказ, полученный заранее, они помчались исполнять по знаку Макклахана, без сомнения, возле поселка к ним присоединились заранее оставленные там и ожидающие атаки наемники.
– Убирайтесь отсюда!
– кричали они и щелкали затворами ружей, смеясь над испугом преследуемых.
– Вы нам тут не нужны!
Кто-то выстрелил под копыта лошадям, впряженным в одну из повозок, животные, испуганно храпя, взметнулись на дыбы, разорвав часть упряжи, и понесли, вращая белками глаз, усиливая панику, вызванную грохотом, летевшим со всех сторон, и увлекая за собой другие упряжки. Мужчины пытались заставить коней двигаться как можно быстрее, желая убраться из города и поскорее достичь Денвера, единственного места, где, как им казалось, они будут в безопасности, никто не хотел уступать дорогу. Повозки сталкивались с грохотом и скрежетом, сцеплялись колесами, в снег летели оторванные куски, женщины и дети кричали или плакали, пригнувшись и зажав руками уши. Ожесточенные люди уже не разбирали своих и чужих, они были готовы ударить или даже убить любого, преградившего дорогу, напоминая обезумевшее от страха стадо, сорвавшееся в хаотическое бессмысленное бегство сквозь ночь. Сквозь этот гам иногда прорывался отчаянный, охрипший голос отца Блейка, который оперся на косяк своей двери, другой рукой держась за сердце:
– Опомнитесь! Остановитесь! Во Имя...
Но во всеобщей схватке, поглощавшей все звуки, люди были глухи к словам других и каждый был сам за себя. Внезапно посреди этого столпотворения Линдейл увидел Уилберна.
Выбравшись из-под тротуара и отряхнув с себя снег, бывший хозяин Сван-вэлли закричал во все горло:
– Сражайтесь, братья мои! Остановитесь и бейтесь до последней капли крови! Станьте непреодолимой стеной...
– Да пошел ты!
– одиночный злой выкрик потонул в гуле голосов, клянущих на чем свет стоит своего вождя и его безумную идею.